Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том девятый

Римма никогда не бывала в Москве.

– Я учусь в педагогическом техникуме, – призналась девушка, – здесь есть ненецкая программа. Я свободно знаю язык. Мои родители были геологами. Я выросла в палатке и играла с детьми оленеводов. Папа и мама погибли на Таймыре и я оказалась в интернате…

Саша заставил себя не класть ладонь на изящную руку девушки. Римма, разумеется, не красила ногти.

– У нее нет косметики, – он полюбовался длинными ресницами Риммы, – она совсем молода, ей едва исполнилось восемнадцать, – девушка ловко танцевала. Саша удивился:

– Сейчас танго не в моде, – он уверенно вел Римму по залу, – откуда вы выучили движения? – девушка хихикнула:

– Я хожу в танцевальный ансамбль при доме культуры. Наша руководительница давно живет на севере. Она приехала сюда после войны, она выпускница училища при Большом театре, – север, по мнению Саши, кишел бывшими зэка.

– Ехали бы на материк, – он оглянулся на старого еврея, – их реабилитировали, дали пенсии, что им еще надо? – Саша понимал, что у многих бывших зэка не осталось семей.

– Ничего, – утешил он себя, – окаменелости скоро вымрут. Репрессии осудили и разговаривать о них больше незачем.

К удовлетворению Саши, родители Риммы Горевой не имели отношения к зэка. Он не сомневался, что советские геологи, занимавшиеся разведкой стратегически важных металлов, были членами партии.

– И она комсомолка, – девушка изящно ела персик, – она не пойдет ко мне в номер. Видно, что она не такая, – Саше и не хотелось случайной связи. Римма напоминала ему навсегда утерянную сестру.

– Однако она точно не Леона, – он напомнил себе купить «Красный тундровик», – если я приглашу ее подняться наверх, она откажется и обидится. Нельзя ее пугать, лучше вернуться сюда.

Саша объяснил девушке, что приехал в командировку в порт. Он хотел представиться геологом, но вовремя спохватился. Римма Леонидовна должна была разбираться в геологии. Он, впрочем, перевел разговор на девушку.

– Каждый любит поболтать о себе, – однажды сказал товарищ Котов, – меньше открывай рот и больше слушай, – Римма обрадовалась его интересу к газете.

– Завтра выходит детская страничка, – заметила девушка, – мои ненецкие сказки печатают в салехардской газете, а завтра будет сказка на русском. Я пишу под псевдонимом, – она смутилась, – Горева печальная фамилия, а Горского все знают, – Саше это показалось хорошей приметой.

– Я несколько дней пробуду в порту, – честно сказал он девушке, – и улечу в Москву. Но это не последняя моя командировка, Римма, – Саша взглянул на нее, – вы позволите найти вас? Вы покажете мне город, потому что я вижу только гостиницу и порт, – на ее щеках заиграл легкий румянец. Девушка накрутила на палец мягкий пшеничный локон.

– Приезжайте весной, товарищ Матвеев, – сказала она, – весной тундра расцветает, возвращаются перелетные птицы. Весной на Печоре тает лед, а небо становится голубым, – Саша осторожно коснулся руки девушки:

– Я приеду, Римма, – серьезно пообещал он, – могу я попросить у вас еще один танец?

На подиуме опять заиграли старое танго. Саша помнил, что певца дважды арестовывали. Теплые волосы девушки щекотали его щеку. Он шепнул:

– В вас тоже словно цветет весна, Римма. Я надеюсь, что мы скоро встретимся.

Тонкие пальцы вздрогнули в его ладони. Девушка выдохнула: «Да».

За раскрытыми воротами взлетного поля тонула в тумане деревянная пирамидка, увенчанная алой звездой. Ми-8 стоял на бетонке за памятником летчикам Заполярья. Ветер с Печоры трепал кумачовый лозунг: «Встретим ударным трудом шестидесятую годовщину великой революции!».

Отхлебнув кофе из китайского термоса, летчик Гена весело велел:

– Прощайтесь, голубки, – Ривка держала Пьера за руку, – не вешай нос, Михайлыч, – Москалев расхохотался, – поселок Нельмин-Нос недальний свет, а гонец готов передавать записочки. Не забудь взять меня в свидетели, когда вы пойдете в ЗАГС, – Пьер пробормотал:

– М-может н-не стоит н-на в-вертолете… – Москалев прервал его:

– Делать тебе нечего, тащиться на катере. Я обернусь за четверть часа. Не боись, Михайлыч, рейс регулярный. Я везу лекарства для тамошней амбулатории, – ящики с лекарствами уже загрузили в Ми-8.

– Обратно возьму рыбу, – пообещал Гена, – не случайно поселок так называется. В тех краях нельму руками черпают. Томка зажарит пару с картошечкой, а остальное я засолю, – Москалев потряс термосом, – она молодец, поднялась сварить мне кофе. Давайте, – распорядился Гена, – через пять минут от винта…

Он вразвалочку пошел к машине. Ривка тихо сказала:

– Найдешь Василия Прокопьевича Оттырэу, он бригадир в оленеводческом хозяйстве, – младший сын Ангелины Васильевны обосновался на Ямале.

– Туда добираться далеко, – Пьер курил в кулак, – хорошо, что ее старший сын рядом, хорошо, что она не спала, когда Ривка прибежала ко мне и хорошо, что Гена тоже полуночник…

Девушка появилась на улице Победы после темноты. Ривка настаивала, что никакой ошибки быть не может.

– Я его помню, – они с Пьером курили в палисаднике, – он искал покойного Якова Савельевича Марголина и появился в Сыктывкаре, – девушка помрачнела, – мама навешала ему лапши на уши. Я тогда была девчонкой, – Ривка передернулась, – но его лицо не забывают.

Покидая ресторан, она забежала в женский туалет. Девушка долго терла ладони мылом.

– Мне стало брезгливо, – призналась она Пьеру, – он меня трогал, пусть и только за руку…

Серые глаза Матвеева напоминали свинцовую воду в Печоре. Ривку не покидало неприятное ощущение.

– Он мне поверил, – добавила девушка, – я, словно мама, навела тень на плетень. Он не станет выяснять, кто я такая, я ему понравилась, – Ривку затошнило, – я видела все по его лицу…

Ривка с тяжелым сердцем оставила Матвееву домашний адрес. Она не хотела появления комитетчика в газете.

– Михаил Семенович знает мою настоящую фамилию, – объяснила девушка Пьеру, – недостойно его подставлять, хотя он ненавидит комитетчиков.

Ривка надеялась, что Матвеев больше не навестит Нарьян-Мар. На лавочке в палисаднике Пьер невесело сказал:

– Он приехал сюда за Паоло. Он отвезет малыша в Новый Бор, а там…

В тусклом свете единственного фонаря Пьер заметил, как изменилось лицо Ривки.

– Павел Наумович не пойдет на предательство, – отчеканила девушка, – Исаака арестовали, – она тяжело вздохнула, – а вас он не видел и не знает, что вы здесь… – Пьер покачал головой.

– Дело не в нас, – он запнулся, – вернее, не только в нас. Гурвич хочет сломать Павла и у него это может получиться, – девушка выкинула окурок в ржавую урну.

– Не получится, – она поднялась, – но здесь болтаться все равно не след. Пошли к Ангелине Васильевне, у нее горит лампочка, – бабка занималась шитьем. Она не удивилась просьбе Пьера.