Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том девятый

– Папа, милый, – пронзительно закричал мальчик, – он убил маму и маленького Маттео и мою собачку, Вольпино! Папа, он плохой человек, – Гурвич поймал ребенка в охапку, – убей его, я прошу тебя… – Павел только мог сжать кулаки. Мальчик попытался высвободиться, но Гурвич грубо встряхнул его: «Заткнись, щенок!».

– Яблочко от яблоньки недалеко падает, – Паук вернулся к русскому языку, – видна ваша проклятая кровь, Павел Наумович. Волчонок может вырасти в волка, – сын всхлипывал, – но, чтобы этого не произошло, согласитесь на наше предложение, гражданин Левин, – перед Павлом появился официально выглядящий лист бумаги, – тогда вы уедете в Москву с вашим сыном…

Строки плясали перед глазами, Павел разобрал: «Досрочное освобождение, снятие судимости, министр внутренних дел».

– Вы поселитесь в старой квартире, – голос Гурвича источал сладость, – мальчик пойдет в детский сад и школу. Вернувшись в творческий мир, вы продолжите писать книги и сценарии.

– Заметьте, – Гурвич со значением кашлянул, – я не спрашиваю, где находится ваш старый приятель Бергер, – Павел понял, что Исаака могли арестовать, – вам только требуется возобновить сотрудничество с нами, Павел Наумович… – Павел надеялся, что Исаак ничего не скажет.

– И говорить нечего, – он скрыл вздох, – мы с Витькой в тюрьмах, а никто из семьи не приедет в СССР, это слишком опасно… – Паоло шмыгнул носом: «Папочка, что он сказал?».

Гурвич перешел на английский: «Я предлагаю твоему папе вернуться с тобой в Москву». Мальчик покусал губы:

– Папа, – робко сказал Паоло, – папа, пожалуйста, поехали в Москву… – у Павла потемнело в глазах, но он велел себе потерпеть.

– Еще немного и все закончится, – он тяжело задышал, – еще несколько минут, – он поинтересовался:

– Что случится, если я не приму вашего предложения, гражданин начальник? – Гурвич поднял бровь.

– Тогда вы больше не увидите сына, гражданин Левин. Он вернется туда, откуда он приехал и вы навсегда расстанетесь, – Гурвич добавил по-английски:

– Твой папа сомневается. Попроси его как следует, встань на колени… – Павел смотрел в глаза сыну.

– Я не могу, милый, – его губы зашевелились, – не могу, прости, – Гурвич отпустил ребенка, Паоло бросился к нему.

– Папочка, – зарыдал мальчик, – папочка, забери меня отсюда, не оставляй меня… – мягко отстранив ребенка, Павел поднялся.

– Я не верю вам, гражданин начальник, – Гурвич открыл рот, – невелика наука найти подходящего по возрасту ребенка. Ваше представление провалилось. Я не имею отношения к мальчику и незачем мне его навязывать. Вы обучили его имени якобы его матери и ломаете комедию… – Гурвич шагнул вперед:

– Паоло, твой отец не верит, что это действительно ты… – мальчик расплакался, вцепившись в его куртку. Он икал, хватая ртом воздух.

– Папа, милый, это я. Папа, я читал твою книжечку о заколдованном принце. Папа, расколдуйся, не уходи…

Оторвав от себя сына, Павел грохнул тяжелой дверью. В его ушах бился горестный голос мальчика.

– Папа, не бросай меня… – оттолкнув вохровца, Павел ринулся в конец коридора.

– Здесь обыкновенное стекло, – он запер дверь тесного туалета, – у меня есть минута, потом они придут в себя. Это единственный путь, другого выбора нет. Если Гурвич меня сломает, я тоже это сделаю, только предателем…

Локтем разбив стекло в окне, он скинул на кафельный пол куртку. Дверь затряслась.

– Заключенный, откройте, иначе мы будем стрелять, – приказал вохровец. Павел пробормотал: «Стреляйте». Осколок стекла прочертил алые полосы на руках. Кровь брызнула фонтаном на фанерную кабинку. Испачканные пальцы шарили по беленой стене, выписывая кривые буквы.

– Прости меня, Паоло, – Павел бессильно свесил голову, – прости.

Шпиль старинного камня уходил в ненастное небо. Часы на колокольне пресвитерианской церкви Граншоу размеренно пробили восемь раз. Вокруг простирались унылые поля, распаханные после недавнего сбора картофеля. Кое-где виднелась темная стерня. Чайки, беспокойно крича, кружились у шпиля. Ветер гонял по деревенской дороге клубы пыли.

Неприметная машина стояла на боковой тропинке. На другой стороне шоссе светилась стекляшка кафе. Рядом неожиданно припарковали не только машины, но и запряженные лошадьми фургоны. Парень из королевской ольстерской полиции, сидящий за рулем, отвернул стекло. Внутрь ворвался почти морозный воздух, Фрэнк плюнул жвачкой на дорогу.

– Цыгане пожаловали, – сказал он презрительно, – но это не свадьба, а только сговор. За столами всего полсотни мужиков, – Джон присвистнул. Коллега добавил:

– На свадьбу явится с полтысячи, и отметят ее в гостинице.

Он махнул в сторону неоновой вывески: «Отель и загородный клуб Ле Мон». В машину доносились отдаленные аккорды рока.

Шоссе перегородили деревянным барьером. Рядом стоял фургон Полка обороны Ольстера, украшенный символом подразделения, ирландской арфой, увенчанной британской короной. Ребята в пехотном хаки прохаживались с автоматами вдоль шлагбаума. Отпив кофе из термоса, Фрэнк добавил:

– Этим парням веры нет, в полк набирают и католиков. Пусть они клянутся на Библии перед прелатами, – парень скорчил гримасу, – католик есть католик, то есть предатель. Однако в здешнем наряде одни протестанты, – напарник ухмыльнулся, – у нас деликатная миссия.

Объект их интереса скромно устроился за столом в придорожном кафе. Сначала Джон решил, что Очкарик, как его называло местное Ми-5, тоже приехал на сговор. Фрэнк, их контакт в королевской полиции, покачал головой.

– Вряд ли, хотя цыгане тоже предатели. Они кочуют через границу, с ними ИРА отправляет сюда оружие и материал для бомб.

Судя по виду в их биноклях, Очкарик не отказывался от выпивки. На столе красовались кружки с Гиннессом. Очкарик и его спутница, приятная девица в обтягивающем трикотажном платьице, разделили тарелку жареных креветок.

– Они заказали и сэндвичи, – скучным голосом сказал Фрэнк, – на кухне работает наш осведомитель.

– Парень выбежал покурить, а один из солдат, – он кивнул на шлагбаум, – пошел отлить в тамошний сортир.

Им с Фрэнком был заказан вход в кафе, где, кроме цыган, могли пить пиво и члены ИРА. Джон понял:

– Я не могу ничего объяснить Фриде. Она никогда не бывала на оккупированных территориях и не привыкла оглядываться через плечо, – не сводя глаз с кафе, он щелкнул зажигалкой.

Члены ИРА, которых было не отличить от протестантов, поджидали британцев и в лоялистских районах Белфаста, где окна украшали оранжевыми флагами. Похожей ленточкой увили открытку, заткнутую за зеркало заднего вида. Увидев картинку в казарме, Джон поежился. Детские гробики стояли у могильных ям. Женщина в траурном платье распростерлась на самом маленьком.