Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том восьмой

– Я полуночница, как папа, – она изучала рабочие документы, – Джошуа тоже поздно ложится, но на выходных он отсыпается.

В понедельник Роза вела совещание, посвященное будущей независимости Мозамбика. Через месяц португальские колониальные власти покидали страну. Двести страниц убористой машинописи на диване обещали Мозамбику гражданскую войну.

– В скором будущем, – сказала Роза за ужином с Джошуа, – ФРЕЛИМО, коммунисты, захватили единоличную власть, но РЕНАМО, антикоммунисты, этого не потерпят. Начнется война, а где война, там и беженцы, – она помолчала, – но и португальцев можно считать беженцами. ФРЕЛИМО приказало им покинуть страну в двадцать четыре часа с одним чемоданом, – Джошуа изумился:

– И как ты все это помнишь? – Роза пожала плечами:

– Я пять лет работала в Африке и я люблю этот континент. Африка когда-нибудь изменится, я имею в виду Южную, – в докладе Роза рекомендовала послать в Мозамбик наблюдателей ООН.

– Предупрежден, значит вооружен, – сказала она Джошуа, – когда начнется конфликт, мы должны быть готовы к заботе о беженцах.

Открыв фрамугу, Роза впустила в кабинет неожиданно холодный ветер. Щелкнула зажигалка, она прислушалась. В квартире на Гудзоне ей казалось, что она давно замужем за Джошуа.

– Мальчики спят, – Роза затянулась сигаретой, – почему мне так не по себе? – она знала причину своего волнения.

– Ник не приедет сюда, – в глазах закипели слезы, – хотя ему рассказали об Эммануиле. В Израиле он встречался с Элишевой, – Роза говорила с сестрой, – он на проверке, но ему разрешили бы мне позвонить. Оставь, – Роза закашлялась дымом, – мы ему не нужны.

Бен стал трогательно заботиться об Эммануиле.

– Он мне словно братик, – заявил старший мальчик, – тетя Роза, а где его папа? – Джошуа со значением посмотрел на ребенка.

– Я просто спросил, – Бен выпятил губу, – что, и спросить уже нельзя? – Роза потискала малыша:

– Можно, милый. Он с нами не живет, мы разведены, – Бен со знанием дела кивнул.

– В моей группе тоже есть такие папы. Но это мой последний год в саду, я иду в школу, – Роза вспомнила:

– Джошуа говорил, что в Нью-Йорке школы лучше столичных и он может работать удаленно, – женщина потушила сигарету.

– Что мне еще надо, – она все стояла у фрамуги, – я стану миссис Циммерман, у Эммануила появится отец. Мы переедем сюда, – по террасе хлестал дождь, – Джошуа меня любит, – она, впрочем, не была в этом уверена.

– Он не обращает внимания на тюрбан, – Роза коснулась замотанной платком головы, – не спрашивает об отце Эммануила, но мы можем принимать одиночество за любовь, – ей захотелось с кем-то посоветоваться.

– Почти полночь, в Европе раннее утро, – она подтянула к себе телефон, – но в Айдахо только десять вечера, – Роза была уверена, что Надин ее выслушает.

– И скажет, что я дура, – хмыкнула Роза, – что такими партиями не разбрасываются, – номер на авиабазе не отвечал.

– Даже гудков нет, – удивилась Роза, – наверное, у них авария…

Она очнулась от угрожающего шипения. Гудзон выгнул спину, глаза кота переливались в свете молнии.

– Принц, – Роза не заметила, как собака очутилась в комнате, – Принц, зачем ты тащишь меня на террасу?

Овчарка тихо зарычала. Над рекой прокатился отзвук грома, Роза ахнула:

– Зачем они вышли наружу, – Бен волочил за собой Эммануила, – они в пижамах и промокнут, – ринувшись на террасу, Роза поскользнулась на граните.

– Что он делает, он хочет взобраться на балюстраду…

Бен двигался медленно, словно во сне. Эммануил заплакал, Роза подбежала к мальчикам. Схватив просыпающегося сына, она обняла Бена.

– Милый, – Роза потормошила мальчика, – милый, что случилось? – она поняла, что Бен спит.

– Я тоже в детстве бродил по ночам, – признался Джошуа, – меня часто находили у холодильника. Эммануил пробормотал:

– Мама, я боюсь, – прикрыв его халатом, Роза услышала тихий голос Бена:

– Она приснилась мне, – мальчик смотрел в небо, – и велела нам с Эммануилом прыгнуть вниз, – Розе стало страшно.

– Кто приснился, – она покачала Бена, – кто, милый? – мальчик прошептал: «Черная королева».

На рабочем столе Нади громоздились папки, ощетинившиеся закладками. Кроме черновика почти готового доктората, она работала над переводами для художественного музея в Бойсе. Надя добралась в столицу штата на прошлые осенние праздники. Поселившись с Дэниелом в мотеле, она удивленно поняла, что чувствует себя почти как в Париже.

– Ты не поверишь, – сказала она по телефону сестре, – но меня словно выпустили на свободу, – Аннет ласково отозвалась:

– Верю, милая. Ты живешь в глуши похлеще Мон-Сен-Мартена. У нас рядом Льеж с оперой и музеями. Даже в Сыктывкаре была филармония и драматический театр, – Надя кивнула:

– И публичная библиотека. В Бойсе мне отказали в читательском билете, я не житель города, – Надя получала бандероли из Парижа с фотокопиями нужных материалов.

– Сначала все проходит военную цензуру, – призналась она сестре, – учитывая, что мои источники на французском языке, – Аннет подытожила:

– Можешь не продолжать. Страницы тебе отдают через месяц, – Надя кисло ответила:

– В лучшем случае. Пётр мне помогает, в музее Сиэтла собрали отличную библиотеку. Местная переписка не так подозрительна, как иностранная, – Надя заодно делала удаленную работу для музея. Она не хотела просить деньги у Ворона.

– И тем более у папы, – вздохнула женщина, – в тридцать лет надо зарабатывать самой, – составление каталогов оплачивалось скудно. Надя не могла винить администрацию музея в Сиэтле.

– Это городское учреждение, – объяснила она сестре, – дедушка Теодор в попечительском совете, однако расценки на работу определяет не совет, а музей.

В Бойсе ей, как выражалась Надя, повезло больше. В Сиэтле не составляло труда найти переводчика с любого языка, но в штате Айдахо их было не сыскать.

– В штате есть город Москва, – смешливо сказала она Ворону, вернувшись на базу, – но русских там нет, а в коллекции музея хранятся иконы. Сопутствующие документы на русском языке, но их никто не переводил. С французским искусством почти такая же история. Музей расширился, – добавила Надя, – они достают экспонаты из запасников – Надя познакомилась с доктором Хинли, куратором отдела европейского искусства. Он оказался лишь немногим ее старше.

– Мой докторат из местного университета, – признался куратор, – с вашей будущей степенью из Сорбонны мне не тягаться. Хорошо, что вы появились в городе, – он оживился, – нам не хватает образованных людей, – Надя развела руками:

– Я в Бойсе только на десять дней. Я живу на авиационной базе в Маунтин-Хоум, мой муж летчик, – Хинли протер очки.