Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том шестой

– Даже если она появлялась на улице не одна, все смотрели только на нее, – вздохнул Эмиль, – и я смотрел с первой нашей встречи. Но я тогда был горбуном и приволакивал ногу. Я и не мог подумать, что такая девушка обратит на меня внимание, – он услышал легкий смешок:

– Я сразу пообещала себе, что ты будешь моим, – мягкие губы коснулись его виска, – ты покажешь на свой нос и очки, – Эмиль именно так и сделал, – именно с носом, с очками и со всем остальным, – он невольно улыбнулся: «Об остальном ты тогда не знала». Роза подняла бровь.

– Я не вчера появилась на свет, мой милый. Не знала, но предполагала и мои предположения оказались верными, – он встряхнулся, племянник почти обиженно ответил:

– Я в таком замечен не был, дядя Эмиль, и ребятишки теперь повзрослели, – Эмиль надеялся, что миссия закончится без осложнений. Он знал, почему думает о Розе.

– Потому что Лада болеет, – он почувствовал вину перед женой, – мне шестьдесят, но с этой стороны ничего не изменилось, – Эмиль сам ухаживал за Ладой.

– Она теперь моя пациентка, – ему стало горько, – я превратился в сиделку и медицинскую сестру, – он приехал в Хадассу ради лекции в отделении травматологии. Гольдберг не позволял себе, как он выражался, превращаться в свадебного генерала.

– Военные заслуги не имеют отношения к профессии, – сварливо говорил Эмиль, – врач должен постоянно учиться, – ему понравился доклад молодого парня лет тридцати.

– Он уже заведующий отделением, – понял Гольдберг, – в Израиле с этим дело обстоит проще. Он молодец, отлично разбирается в травмах позвоночника, – с закрытием шахт травм в Мон-Сен-Мартене стало меньше, однако в рудничный госпиталь привозили и пациентов из окрестностей городка. Гольдберг аккуратно нарисовал в блокноте схемы лечения, о которых говорил заведующий.

Чистые листы, вырванные из тетрадки, валялись на постели Лиоры. В палате нашлись цветные карандаши.

– Я сделаю всем открытки, – заявила девочка, – надо быть вежливой, – с мадам Симоной, дежурящей в сегодня в канцелярии кибуца, Гольдберг говорил полчаса назад.

– Не волнуйтесь, месье доктор, – заведующая столовой всегда переходила с ним на французский язык, – с Элишевой все в порядке. Эмиль у нее в палате, он еще не уехал в Негев. Если что-то начнется, я с вами свяжусь, – мадам Симона обещала позвонить на сестринский пост.

– Я сразу приеду, – пообещал Эмиль, – я с машиной, – на обеде с новым премьер-министром Гольдберг в который раз попытался отказаться от ненужных, как он выразился, почестей. Рабин коротко ответил:

– Не надейся. Если ты приедешь в страну после моей смерти, тебе все равно подадут лимузин, – Гольдберг пробормотал:

– Я тебя почти на десять лет старше, кстати говоря, – Лиора показала ему открытку.

– Первая, для Пелега. Знаете, дядя Эмиль, – девочка оглянулась на дверь, – мне кажется, ему нравится Сарит, то есть Сара-Мирьям. Он покраснел, когда я их познакомила, – Гольдберг потрепал шелковистые косы девочки.

– Сплетница. А тебе кто нравится? – Лиора вздернула нос:

– Мальчишки почти все дураки, дядя Эмиль. Они плюются жеваной бумагой.. – в дверь постучали, уважительный голос сказал:

– Доктор Гольдберг, вас к телефону, – медсестра улыбнулась Лиоре, – звонят из кибуца Кирьят Анавим, – Эмиль нарочито спокойно поднялся.

– Я сейчас приду, милая, – сердце все равно часто забилось.

– У Элишевы все будет в порядке, – в который раз сказал он себе, – она молодая девушка, ей двадцать один год. В кибуце опытные врачи. Незачем ее везти в Хадассу, это опасно в ее состоянии, – мадам Симона откашлялась:

– Вроде у Элишевы все началось, – сказала заведующая, – Эмиль ко мне прибегал. Но вы знаете, что это дело не быстрое, – Гольдберг протер очки полой белого халата.

– Бывает и быстрое, – отозвался он, – надеюсь, что я успею проскочить выезд на шоссе до вечерней пробки. Передайте ей, что я в пути, мадам Симона, – сзади застучали каблуки, он обернулся. Темные, с едва заметной сединой, волосы Анны падали ей на плечи. Доктор Леви комкала беретку.

– Она плакала, – понял Гольдберг, – но что могло случиться… – Анна попыталась что-то сказать, слезы встали комком в горле.

– Дядя Эмиль, – прошептала женщина, – у Лиоры плохие анализы, ее переводят в онкологическое отделение. Врачи считают, что у нее рак, – Анна разрыдалась, уткнувшись лицом в его плечо.

Пластиковая колыбелька на колесиках стояла рядом с просторным столом в кабинете главного врача. Разложив блокнот, Гольдберг покосился на третьего внука. Клеенчатая бирка на колыбельке сообщала: «Мальчик Судаков». Дальше шли рост и вес. Эмиль почувствовал гордость за дочь.

– Она отлично справилась. Виллем тоже получился больше четырех килограмм весом, но Аннет гораздо выше Элишевы, – он оставил дочь в послеродовой палате.

– Не волнуйся, – ласково сказал Эмиль, – парня я заберу. Отдохни, милая, – Элишева изнеможенно улыбалась, – ты большая молодец, – подоконник палаты успели заставить вазами и банками с пышными букетами цветов. Самая большая охапка роз возвышалась на тумбочке

.

– Это Эмиль принес, – сонно сказала Элишева, – папочка, извини, маленький дремлет и я тоже… – Гольдберг аккуратно вынул ребенка из ее рук.

– И ты поспи, – внук безмятежно сопел, – он сейчас будет набираться сил, – мальчик получился рыжеволосым.

– Глаза у него, наверное, будут серые, – решил Эмиль, – он напоминает покойного Авраама, – Гольдберг внезапно понадеялся на чудо.

– Авраам бежал из тюрьмы и пришел на обрезание Моше, – вспомнил он, – что, если Иосиф отыщет парня и он появится здесь именно к обрезанию… – ему хотелось счастья для дочери и нового внука.

– Нельзя такого говорить, – вздохнул Гольдберг, – но оставь Моше гет, Элишева могла бы выйти замуж. У мальчика появился бы отец. Ей двадцать один год, а теперь она рискует навсегда остаться одинокой, – новорожденный даже во сне упрямо морщил высокий лоб. Из всех внуков Гольдберга пока напоминал только Эммануил.

– Потому что Роза единственная похожа на меня, – ласково подумал он, – парень может заодно надеть и очки, – Эмиль неожиданно ловко перебрался через подоконник. В госпитале не курили. Главный врач, сейчас пребывающий на армейских сборах, возвел рядом с беленой стеной удобную скамеечку.

– Если мальчик заплачет, я услышу, – Гольдберг зажег сигарету, – хотя зачем ему плакать? По лицу видно, что он спокойный парень, – он попытался вспомнить принятых им младенцев.

– Бесполезно, – весело понял Эмиль, – счет идет на тысячи. Роза пишет, что Эммануил крикливый и бойкий. Ребенокм она и сама была такой, ничего удивительного, – он велел себе вернуться к работе. В блокноте Эмиль начертил, как он выражался на военный манер, схему будущих действий.