Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том шестой

– Во-первых, успокойся, – сказал он Анне в госпитальной курилке, – мне надо ехать в Кирьят Анавим, Элишева рожает, – женщина пробормотала:

– Извините. Мне неловко, это не ваши заботы… – Гольдберг покачал головой.

– Я врач и любой больной – мои заботы. Успокойся, – повторил он, – побудь с малышкой. Объясни, что ее переводят в другое отделение для обследования. Потом возвращайся на работу, – Анна послушно кивала, – тебе надо отвлечь голову. Завтра я поговорю с педиатрами и онкологами, – Гольдберг коснулся ее руки, – даже если диагноз подтвердится, есть облучение и химиотерапия, есть пересадка костного мозга. Ты сможешь стать донором, – Эмиль замялся, – или отец Лиоры… – Анна хотела что-то сказать, но закашлялась дымом.

– Он не израильтянин. Это была случайная встреча. Я не знаю, где он сейчас, – Анна не могла сказать Гольдбергу правду:

– Я оттолкнула Джо, солгав о Лиоре, – женщина боролась со слезами, – потом все думали, что он погиб в СССР, а сейчас он может вернуться. Но ведь он женат, – об этом ей сказал Гольдберг, – зачем ему внебрачный ребенок? И все тайное может стать явным, тогда Лиору объявят мамзером. Но если мой костный мозг не подойдет и я ничего не скажу Джо, то Лиора может умереть, – в ее руке оказался носовой платок.

– Не знаешь, – помолчал Гольдберг, – ладно, утро вечера мудренее. После консилиума я свяжусь с онкологами в Лувене, у них большой опыт лечения рака. Нельзя сдаваться, Анна, я привык бороться до конца, – Эмиль слушал послеобеденную тишину кибуца.

– Но если это рак печени, – ему на мгновение стало страшно, – тогда все тщетно. Пересадки печени остаются экспериментальными, выживает едва ли четверть пациентов и те умирают в течение года, – он потушил сигарету.

– Нечего сейчас об этом думать, – Эмиль вернулся в палату, – надо дождаться завтрашнего консилиума, – кабинет оборудовали автоматической связью.

– Дома все ждут новостей, – он набрал номер Мон-Сен-Мартена, – сейчас ранний вечер, я застану Аннет, – к его удивлению, трубку сняла Надин.

– Папа, – обрадовалась дочь, – что Элишева? Я приехала помочь с Ладой. У Мишель экзамены в школе, ей надо заниматься… – Гольдбергу показалось, что в трубке раздался какой-то шум.

– Прямо сейчас все ему и скажи, – шепотом велела сестре Аня, – нечего затягивать… – Эмиль отозвался:

– Все хорошо, милая. Сегодня родился мальчик, – Надин ахнула, – больше четырех килограмм весом. Он рядом со мной, – Гольдберг улыбнулся, – дремлет. Элишева тоже устала, она отсыпается… – Надин попросила:

– Поздравь ее от нас. С Ладой все по-прежнему, – сестра толкнула ее в бок, Надя невольно положила руку на живот.

– Еще почти ничего не заметно, – поняла она, – хотя мне нечего стесняться, я замужем. Шахтерские кумушки не будут трепать языками насчет меня, – Надя глубоко вздохнула:

– Папа, я вышла замуж за Ворона, – Эмиль едва не уронил трубку, – еще в Америке. Мы ждем ребенка, он должен родиться в августе. Папа, – почти испуганно добавила дочь, – ты не сердишься… – мальчик Судаков недовольно запищал. Гольдберг поднялся.

– Я счастлив, милая, – нежно сказал он, – передайте Ладе, что я ее люблю и скоро буду дома. Мне пора, парень проснулся, – внук закричал громче, Гольдберг взял его на руки.

– Пойдем к маме, – он покачал ребенка, – у тебя скоро появится еще один кузен, мальчик Судаков. И я обещаю, что твой отец вернется домой…

Воркуя над внуком, Гольдберг понес его в палату дочери.

Холщовые занавеси, закрывающие вход в столовую кибуца, заколыхались.

– Все собрались, – повернулась Хана к девушкам, – давайте мальчика, – пока безымянный младенец дремал на знакомом Хане серебряном блюде. Джеки и Элишева тоже уложили вокруг ребенка фрукты.

– Ты совсем не волнуешься, – заметила Джеки подруге, – я тряслась на скамейке, пока мальчишкам делали брит, – Элишева ласково коснулась пальцем щечки младенца.

– Я все-таки будущий врач. Хорошо, что тетя Рита и мадам Симона присматривают за твоими парнями, а потом мы позавтракаем вместе, – Шауль и Гидеон оказались на редкость спокойными.

– Мой мальчик тоже тихий, – вздохнула Элишева, – Иосиф рассказывал, что и Моше рос таким, – деверь улыбнулся:

– Зато Фрида была крикливая, словно сирена. Иногда ее голос был совсем не с руки, летом сорок пятого на нашем пути попадалось много разной швали. Мы со Шмуэлем давали ей сахар, чтобы она замолчала, – из-под связанной крючком шапочки мальчика выбивались рыжие кудряшки. Элишева шепнула:

– Тебе перепадет капелька вина и ты успокоишься, мой милый, – на завтрак она приготовила любимый отцом иерусалимский кугель. Мадам Симона пыталась уложить Элишеву в кровать, однако девушка пожала плечами.

– Мне давно можно вставать, а у вас много дел. Мальчика я возьму на кухню, у меня есть перевязь, – заведующая столовой невесело кивнула:

– Лучше занять руки, чтобы не думать только об одном, но я уверена, что малыш увидит отца, милая, – мадам Симона и Джеки на удивление спокойно говорили о болезни Лиоры.

– Господь о нас позаботится, – заявила пожилая женщина, – мы считали, что Джеки и Микеле никогда не вернутся домой, а теперь у меня появились правнуки. С Лиорой тоже все будет в порядке, тем более, что за дело принялся твой отец, – доктор Гольдберг объяснил дочери, что диагноз пока проверяется. Анализы Лиоры послали по факсу в Лувен.

– Я связался с профессором Блюмбергом в Пенсильвании, – добавил отец, – он не онколог, однако он лучший в мире эксперт по гепатитам, – в разговоре с Блюмбергом Эмиль заметил:

– Случай сложный. На фоне обыкновенного гепатита, передающегося, что называется, через грязные руки, пациентка заразилась и через кровь, – Эмиль предпочел не рассказывать коллеге всю правду, – однако непонятно, что это за форма. Я ее называю гепатитом C, однако официально такой болезни пока не существует, – Блюмберг задумался:

– Не А и не Б, так мы говорим в Америке. Ты прав, – они знали друг друга по заседаниям ВОЗ, – австралийского антигена у нее нет, значит, речь идет о другой форме гепатита, – профессор помолчал, – ты понимаешь, что есть риск развития гепатоцеллюлярной карциномы… – Эмиль отозвался:

– Да. Печень у нее увеличена. Аппендицит еще больше смазал клиническую картину. Я считаю, что ее надо отвезти в Лувен и оперировать до того, как рак войдет во вторую стадию, – Блюмберг заметил:

– Я не бывший партизан и не хирург, но я поступил бы точно так же. Трансплантация – огромный риск, но лучше пойти на него, чем допустить смерть ребенка, – Гольдберг настаивал, что они справятся и с частичной трансплантацией.

– У взрослых печень хорошо восстанавливается, – сказал он на консилиуме в Хадассе, – надо проверить ее мать на совместимость и начинать химиотерапию, которая не помешает и при лейкемии, – Элишева тоже не хотела думать о самом плохом.