Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том шестой

– Мы подадим апелляцию и всегда можно надеяться на амнистию. Что касается переписки, – он указал на конверты, – то вы не останетесь без поддержки, – Катерина Петровна уверила, что за него будут молиться все баптисты.

– Я отправила весточки братьям и сестрам, – сообщила женщина, – мой старший сын часто ездит в наши общины. Не волнуйтесь, дорогой Павел Наумович, как сказал псалмопевец, творящие зло истребятся, а праведники унаследуют землю и будут жить на ней вовек, – с письмом из Ярославля прислали колючий шарф из деревенской серой шерсти.

– Думаю, что на этапе у вас ничего не отберут, – заметил Ария, – даже если вас отправят на юг, вещи пригодятся, – Павел на юг не рассчитывал.

– Если я окажусь в Коми, – понял он, – может быть, Фаине Яковлевне удастся меня навестить. Или ко мне пустят Исаака, он скоро вернется в Москву, то есть в Малаховку, – Павел надеялся, что юный Бергер сможет связаться с интуристами.

– Семья узнает о моей судьбе, – Павлу хотелось думать о лучшем, – хотя вряд ли они мне помогут, – по расчетам Павла, родня должна была со дня на день тронуться в путь к границе СССР. Ария принес ему сегодняшнюю газету.

– Четверг, шестое июня, – он бросил взгляд на заголовки, – в едином порыве готовится наша страна к скорым выборам в Верховный Совет СССР. Товарищ Леонид Ильич Брежнев выступил на собрании избирателей Бауманского района Москвы… – Павел узнал отрывок из собственноручной написанной речи.

– Меня завтра судят, а Ленечка читает мои творения с трибуны, – он развеселился, – но теперь я, как Аня, стану законником и займусь защитой прав заключенных, – Павел надеялся на свой хороший слог и бойкое перо.

– Не хочу читать советскую дребедень, – он вернулся к аккуратным строкам, – пошли они все к черту, я больше не баловень режима, – Ария принес ему и передачу из Сыктывкара.

– Я сама вязала свитер, Павел Наумович, – перо скользило дальше, – мама меня похвалила. Павел Наумович, пожалуйста, не теряйте надежды. Мы читаем за вас Псалмы. Царь Давид обещал, что благословенные Господом наследуют землю, а нечестивцы истребятся, – Павел невольно улыбнулся, – так и случится. Павел Наумович, – ее перо запнулось, – это не кошерно, но я прочла все ваши книги в городской библиотеке и все рассказы в «Юности».

Я тоже пишу рассказы, но я не пионерка и не собираюсь вступать в комсомол, – в ее почерке чувствовалась твердость, – поэтому я не посылаю их в «Костер» или еще куда-нибудь. Можно ли показать рассказы вам, только я не хочу вас обременять… – она подписалась с неожиданно изящным росчерком: «Искренне вас уважающая Ривка Бергер». Павел налил себе еще кофе.

– Семен Львович, вы позволите, – он кивнул на конверт, – я хотел бы ответить на письмо, – адвокат отозвался:

– Я все отправлю. Пишите, Павел Наумович, время у нас есть, – Павел аккуратно вырвал листы из общей тетради за сорок восемь копеек. Адвокат принес ему несколько таких.

– Я подумал, что вы хотите, – он неожиданно смутился, – вернуться к литературной деятельности, – Павел хотел.

– Но не сейчас, – понял он, – сначала мне надо очиститься от всего советского. Пусть я и притворялся, но яд должен выйти из крови, – разгладив листы, он принялся за ответ Ривке Бергер.

Серебристый музыкальный центр приветливо замигал зеленым огоньком. Над лазоревой водой еще тихой Москвы-реки, над деревьями Парка играл золотой рассвет. По Крымскому мосту проносились немногие машины. На Воробьевых горах вздымались башни университета, в открытое окно террасы доносился легкий шум просыпающегося города.

– Московское время семь утра, – бодро сказал диктор, – сегодня пятница, седьмое июня. Ожидается теплая погода, во второй половине дня возможна гроза, – на розовеющем небе пока не появилось даже облачка. На раскаленной сковороде зашипел бекон, Саша взялся за лопаточку. С утра он предпочитал поесть как следует.

– Лара с Мотей пусть спят, – он прислушался, – мы вчера засиделись заполночь, с тортом и подарками, – Мотя закончил год на круглые пятерки. Сын был командиром октябрятской звездочки.

– Я стал бы и командиром пионерского отряда, – горячо сказал Мотя, – только в суворовском училище их, кажется, нет, – Саша подтвердил:

– Там взводы и роты. Суворовцы пионеры, но в остальном у них военная дисциплина. Однако не хвались, милый, – ласково пожурил он сына, – ты пока даже не пионер, – Лара подмигнула мальчику: «Но непременно будешь».

Ожидая скорого отъезда на юг, Мотя складывал рюкзачок. В висящем на большом американском холодильнике календаре мальчик обвел красным карандашом десятое июня. Отсчитав еще десять дней, Мотя аккуратно написал: «Сестричка». Саша всегда улыбался, глядя на холодильник.

– Все ждут девочку, – понял он, – Лизоньку. Но если родится мальчик, мы назовем его Марком, Ларе это будет приятно, – Саша, правда, недолюбливал адвокатов. К его неудовольствию, Фокусника защищал звезда советской юстиции, как его звали и в глаза, Семен Львович Ария. Саша терпеть не мог новоявленного Кони и его неизменного помощника, изысканно вежливого адвоката, чью фамилию он запамятовал.

– Бывший военный юрист, – Саша пощелкал пальцами, – он защищал Лопатина на фарсе, устроенном флотскими… – Саша не доверял ни армии ни, тем более, военным морякам.

– Они всегда были себе на уме, – заварив кофе, он устроился за столом индустриальной стали, – взять хотя бы адмирала, едва не изгнавшего меня с корабля, – милицейское ведомство Щелокова тоже стало отличаться независимостью.

– Помножим ее на южную медлительность, – меланхолично сказал Саша, – и получим результат, вернее, его отсутствие, – пока проверка автоколонн, базирующихся в Караганде, ничего не дала. Документы в отделах кадров содержались кое-как. К неудовольствию Саши, тамошнее милицейское начальство не спешило выполнять задание.

Саша, впрочем, не мог их винить. После ареста полковника Эпельбойма, оказавшегося преступным воротилой, в МВД Казахстана полетели головы. Саша не сомневался, что коллеги бывшего полковника сейчас больше обеспокоены сохранностью своих постов.

– Я могу послать еще с десяток телетайпов, – в Казахстане и не слышали о факсах, – но дело не сдвинется с мертвой точки, – Саша был уверен, что мерзавец Фокусник врет о своей ночевке в Караганде.

– Он приехал в город с кем-то знакомым, – Саша нашел на столе сигареты, – и ночевал в их уютном гнездышке, – Саша собирался вернуться к допросам шпионов, пребывающих на номерной зоне.

– Ламбер и 880 что-то знают, – понял Саша, – наверняка, кто-то из той миссии остался в СССР, но только кто… – дело осложнялось тем, что они понятия не имели о составе миссии.

– С острова пропали Мышь и доктор Маргарита Кардозо, – Саша нахмурился, – что, если здесь появился ее жених, мой старый приятель Дракон? – он теперь курил только на веранде.