Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга вторая. Том четвертый

– Не может быть такого, откуда здесь взялся папа… – мягкий голос сказал:

– В Песни Песней говорится: «Вот, он стоит за этой стеной». Мидраш толкует данное предложение, как знак, указывающий на извечное присутствие Бога в Храме и вообще, – отец повел рукой вокруг, – на Храмовой Горе. Мудрецы настаивают, что Стена, – ладонь отца коснулась камней, – будет стоять всегда. В общем, – профессор усмехнулся, – я с ними согласен…

Моше крикнул: «Папа!». Авраам повернулся. На выпачканном пылью лице сына сияли серые глаза. Юноша стянул каску с мокрых от пота, коротко стриженых рыжих волос:

– Он похож на Эстер, – ласково подумал Авраам, – очерк лица ее, решительный. Пусть мой мальчик будет счастлив, пусть эта война станет его последней. Пусть все мои дети не знают ничего, кроме счастья… – профессор весело отозвался:

– Я увлекся лекцией и забыл, что рации заработали, – он подмигнул сыну, – передай кому следует, что Храмовая Гора в наших… – раскинув руки, Авраам улыбнулся.

Сухо треснул выстрел, Моше рванулся к отцу:

– Папа, милый… – он не слышал ответного огня десантников, не видел свалившегося в проход трупа какого-то араба. Кровь из разнесенного пулей виска отца полилась ему на руки. Моше приник губами к холодеющему лбу, к затуманенным глазам:

– Папа, папочка, милый, не умирай, пожалуйста… – рыдал юноша, – папа, как мы без тебя…

В проход высыпали десантники, кто-то запел «Атикву», хрипели рации:

– Храмовая Гора в наших руках! Повторяю, Храмовая Гора и Стена Плача в наших руках…

Моше стоял на коленях, баюкая большое, мертвое тело:

– Папа, папочка… – юноша согнулся от боли, – не оставляй нас, пожалуйста…

Сзади кто-то защелкал фотоаппаратом, до Моше донесся крик:

– Лучше сними веселье у Стены! Сейчас приедет главный раввин армии, он протрубит в шофар…

Слезы Моше капали на теплые камни, смешиваясь с засыхающей на солнце кровью отца.

– Ликера Grand Marnier в Израиле не найдешь, – мадам Симона сбивала творожный крем, – дома мы всегда готовили сырный торт именно с ним.

Анна, подпоясавшись фартуком, резала лимоны:

– Ликер достать можно, – женщина задумалась, – но я не уверена насчет его кашрута… – свекровь выпятила губу:

– У нас и так не кошерная кухня, раввины приедут со своей едой в пластиковых судках… – мадам Симона фыркнула.

Столовая пустовала. На ужин собралось едва ли полсотни человек из полутысячи членов кибуца. Детей и подростков в первый день войны эвакуировали в Тель-Авив:

– Как в сорок восьмом году, – вздохнула свекровь, – когда мы потеряли Жака, благословенной памяти, – она вытерла сгибом пальца заблестевший глаз, – ты тогда носила Жаклин… – Анне не нравился пристальный взгляд свекрови:

– Она всегда замечает, кто из женщин ждет ребенка, даже когда остальные ничего не видят, – испуганно поняла Анна, – она может догадаться, что я… – женщина выжала лимоны в миску:

– Да, – заметила она, – а сейчас мы не смогли проводить девочку, куда бы Жаклин не направилась… – мадам Симона поджала губы:

– Нам все равно ничего не скажут, хотя месье Поль обещал звонить с новостями от нее… – свекровь добавила:

– Они хорошо ее подготовили. Жаклин похожа на выпускницу католической школы для девочек… – сильные руки мешали тесто, – в Париже я училась в школе городской, но у меня было много таких подружек… – эльзасский сырный торт они готовили, как говорила свекровь, для пробы:

– На хупе будет мясной стол, – вспомнила Анна, – но гости свадьбы начнут съезжаться перед Шавуотом и проведут праздник в кибуце.

Шавуот в Кирьят Анавим отмечали с размахом, устраивая постановку и концерт. Дети, начиная с едва ковылявших малышей, шли процессией, неся в плетеных корзинках первые фрукты. Девчонками Джеки и Фрида вытащили на сцену решето с отчаянно пищащими цыплятами. Тем же Шавуотом Эмиль и Моше тайком пригнали в клуб кибуца несколько телят:

– Они украсили их лентами и цветами, – вспомнила Анна, – и все шло хорошо, пока один теленок не перепутал сцену со стойлом… – она не могла не улыбнуться, – парни потом отскребали доски… – свекровь забрала миску с лимонным соком:

– Не волнуйся, – сварливо сказала мадам Симона, – лучше натри цедру. Эмиль летает, Яаков на курсе молодого бойца, никто его в сражение не пошлет. В любом случае, война до Шавуота закончится… – за ужином из репродуктора прогремел торжественный голос диктора:

– Храмовая Гора и Стена Плача в наших руках. Слушай, Израиль… – он повторил, – Храмовая Гора и Стена Плача в наших руках… – столовая взорвалась аплодисментами, кто-то затянул «Атикву».

Анна не могла признаться свекрови, что волнуется за Авраама:

– В кибуце его никто не видел с понедельника, – женщина зачем-то оглянулась, – и Фриды здесь тоже нет. Наверное, мы разминулись, они поехали в Тель-Авив… – Анна и мадам Симона вернулись в Кирьят Анавим в первый день войны. Яаков отправился на свою базу в Негеве:

– И Эмиль в Негеве, – они поставили торты в духовку, – позавчера он должен был пойти с Фридой в раввинат, но началась война… – нацепив на нос очки, свекровь взялась за ручку.

Растрепанная тетрадь пожелтела, рецепты на первых страницах выцвели:

– Здесь еще почерк мадам Эпштейн, – заметила мадам Симона, – она бы гордилась внучками. Только они почти твои ровесницы, а у них пока нет детей… – присев на подоконник, Анна пожала плечами:

– Им всего тридцать три. У одной «Оскар», а вторая знаменитая певица… – мадам Симона всегда сводила разговор на потомство:

– Все равно, – упрямо сказала свекровь, – дети для женщины самое главное…

Написав «Эльзасский сырный торт», она прислушалась:

– Вроде стрельба стихла. Наверное, армия закончила зачищать западный берег

В последние два дня до них доносились глухие отзвуки разрывов минометных снарядов:

– Авраам говорит, что воевать нам ни к чему, – Анна затянулась сигаретой, – но в стране его мало кто поддерживает, то есть вообще никто…

Она твердо решила сложить вещи на следующий день после хупы Эмиля:

– Мадам Симона со мной теперь и не поздоровается, – поняла Анна, – Михаэль для нее все равно, что погибший Жак… – она велела себе не думать о таком:

– Мне тридцать восемь, я жду ребенка от любимого человека и ухожу к нему. Но Михаэль может не подписать разводное письмо, – руки Анны похолодели, – он потребует у раввинского суда отдать ему малышку, ссылаясь на то, что именно он отец ребенка… – ребенок мужу нужен не был, но Анна подозревала, что Михаэль захочет ей насолить:

– Тогда дитя не будет мамзером, – женщина потушила сигарету, – но меня ждут бои в суде…

Она сомневалась, что слежка за Михаэлем принесет плоды: