Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга вторая. Том четвертый

– Гидеон адвокат, они всегда думают о самом плохом, – сказала себе Анна, – Михаэль не такой человек, я бы что-то заметила…

Рядом со старым грецким орехом, посаженным Бенционом Судаковым, раскачивался тусклый фонарь. Ночь была теплой, звездной. Анна взглянула в сторону двух комнаток профессора Судакова:

– Осталось подождать неделю, и я обоснуюсь там, – темноту двора прорезали фары машины, – мы с Авраамом воспитаем нашу Ирит…

Под фонарем остановился военный джип. Свекровь выронила ручку:

– Это они, – пробормотала мадам Симона, – они всегда приезжают по ночам. Когда Михаэль не вернулся с задания на Синайской войне, они тоже появились ночью. Что-то случилось с Эмилем… – перемахнув через подоконник, Анна побежала к джипу:

– Только не Эмиль, пожалуйста, только не перед свадьбой…

Она сначала не узнала невысокого офицера в хаки, вылезшего из джипа. На заднем сиденье скорчилось что-то темное, Анна услышала сдавленные рыдания. Она, наконец, поняла, кто перед ней:

– Он начальник штаба армии, он бы не приехал сюда ради Эмиля… – Анна встречалась с Рабиным на заседаниях Кнессета и совета министров:

– Доктор Леви, – неожиданно церемонно сказал он, – то есть прости, Анна… – он потер лицо руками, – скажи, Фрида Судакова в кибуце… – Анна отозвалась непослушными губами:

– Она в понедельник поехала в Иерусалим, в раввинат, но сюда не возвращалась. Мы думали, что она с профессором Судаковым отправилась в Тель-Авив. Что такое, Ицхак, зачем вы здесь… – Рабин помолчал:

– Авраам, то есть профессор Судаков, погиб при освобождении Старого Города. Моше со мной… – он кивнул на джип, – Иосифа мы отыскали, Шмуэлю дозвонились, но где Фрида…

Анна больше ничего не слышала:

– Я не верю… – она бежала по серпантину дороги к шоссе, – это ошибка, Авраам не может умереть. Я должна его увидеть, должна сказать, что у нас будет дитя. Я не успела, я ничего не успела…

Завидев проносящиеся мимо грузовики, она рванулась на шоссе, подняв руку.

Белый свет резанул по глазам Анны. Не удержавшись на ногах, она покатилась под колеса машины.

Размеренно тикали часы на стене госпитальной палаты. Окна прикрыли жалюзи. В полутьме чернели свежие синяки на ее лице, светились бинты перевязанной головы. Жена спала после операции.

Михаэлю объяснили, что конвой военных грузовиков вез раненых из Иерусалима в Тель-Авив:

– Тамошние госпитали переполнены, – сказала усталая женщина в белом халате, со смутно знакомым ему лицом, – парней доставляют к нам. Анне повезло, – теперь Михаэль вспомнил подругу жены, – колонну сопровождали врачи, а я вчера дежурила. И сегодня тоже буду, – под глазами женщины залегли тени, – учитывая ситуацию на фронтах…

Западный берег реки Иордан перешел в руки Израиля, но в утренней сводке говорилось о боях на Синае:

– На Голанах мы пойдем вперед, – решил Михаэль, – генерал Даян не собирается топтаться на месте. Но падения Дамаска ждать не стоит, мы подпишем соглашение о прекращении огня… – врач добавила:

– Анну отправили на стол… – она повертела ручку, – но ничего опасного нет. Сотрясение мозга, перелом ребер и ноги и, к сожалению, она потеряла ребенка… – лицо Михаэля дрогнуло:

– Мы ждали это дитя, – тихо сказал он, – но семья еще ничего не знала… – врач кивнула:

– Может быть, и не стоит им говорить… – официально считалось, что Анна выскочила на шоссе, как выразилась доктор, в расстроенных чувствах:

– Сейчас у всех напряжены нервы, – заметила врач, – она не расслышала, о ком идет речь. Она подумала, что несчастье случилось с вашим старшим сыном, Эмилем…

Эмиль с мадам Симоной сидели в коридоре госпиталя Ихилов. Лейтенанта на один день отпустили с авиабазы:

– Яакова привезут сегодня вечером, – Михаэль прошелся по палате, – а Джеки ничего не сообщить. Но и сообщать не надо, Анна скоро оправится…

Он, разумеется, не собирался ничего рассказывать семье:

– Только я решаю, что им надо знать, а чего не надо, – утренние газеты вышли с траурными рамками на первой странице, – на похороны она не пойдет, она будет в больнице…

Профессора Судакова хоронили на военном кладбище на горе Герцля, с полными государственными почестями, в присутствии кабинета министров:

– Бен-Гурион приедет из кибуца, – хмыкнул Михаэль, – ладно, надо ей объяснить раз и навсегда, кто в доме хозяин.

Ресницы Анны дрогнули, она слабо застонала. Михаэль наклонился над изголовьем кровати. От Анны пахло лекарствами, он уловил веяние металлического аромата крови:

– Моргни, если ты меня слышишь, – велел он, – потом я пущу к тебе Эмиля и мадам Симону, а Яакова скоро привезут… – ресницы приподнялись:

– Ты выбежала на шоссе, потому что не поняла, о ком говорил Рабин, – спокойно сказал Михаэль, – ты решила, что речь идет об Эмиле. Моргни… – она подчинилась, – никакого ребенка ты не ждала. И больше не ждешь, у тебя случился выкидыш… – прибавил он с удовольствием, – моргни… – ресницы приподнялись, по синяку на щеке потекла слеза:

– Далее, – невозмутимо продолжил он, – ты будешь вести себя достойно, как подобает жене. Ты поедешь со мной за границу, если мне предложат такой пост. В Израиле ты не останешься. Моргни!

Рука жены, лежавшая поверх одеяла, попыталась сжаться в кулак. Михаэль нежно взял ее пальцы:

– Моргни, – он аккуратно вывернул жене запястье, – или ты не слышала, что я сказал… – ресницы опустились, ее лицо было мокрым от слез.

Михаэль осторожно взялся за салфетку:

– Молодец, – он привел в порядок жену, – и не вздумай подавать на развод. Но ты и не сможешь, у тебя нет никаких причин идти в раввинский суд… – пересохшие губы зашевелились.

Михаэль прислушался:

– Я с тобой не разведусь, – добродушно отозвался он, – зачем мне такое? Я тебя люблю, Анна и всегда буду любить. Твоя, – он поискал слово, – твое неблагодарное поведение осталось в прошлом, я не собираюсь напоминать тебе о случившемся, – у двери он добавил, – сейчас придут Эмиль и мадам Симона. Ты помнишь, что произошло на шоссе, помнишь, что я тебе сказал…

Горло жены дернулось, он услышал птичий клекот: «Помню».

– И помни дальше, не забывай… – не оглянувшись на жену, Михаэль вышел в коридор.

Пасынок, устроившись рядом с мадам Симоной, пил какао из термоса. На свободном стуле теща разложила сверток с бутербродами. Из бумажного пакета упоительно пахло свежей выпечкой. Михаэль почти пожалел, что тещу нельзя взять за границу:

– Ничего, пусть заботится о парнях здесь. Война закончится, они будут приезжать в кибуц на шабаты…

Мадам Симона, разумеется, не могла появиться в госпитале с пустыми руками:

– Анна приходит в себя, – Михаэль утащил из пакета круассан, – но такого ей пока нельзя… – теща похлопала по матерчатой авоське: