Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга вторая. Том четвертый

– Старики проводят папу в последний путь, – Иосиф стоял перед хлипкой дверью квартирки, где, судя по всему, спала Фрида, – соберись, Фельдшер, ты теперь старший в семье… – услышав, что сестра не появлялась в Кирьят Анавим, Иосиф задумался:

– У них с Эмилем должно быть пристанище в Тель-Авиве… – он не хотел тревожить вызванного в госпиталь Ихилов Эмиля, – наверняка, они пользуются чей-то квартиркой… – ему достаточно было сделать звонок на базу Эмиля. Приятель лейтенанта по эскадрилье выдал ему искомый адрес:

– Фрида не знает, что папа погиб, – понял Иосиф, – сейчас семь утра… – он не сомкнул глаз этой ночью, – она еще не выходила на улицу… – он еще раз постучал:

– Фрида, это я, Иосиф, открой… – щелкнул замок, на него пахнуло духом табака и спиртного. Лицо сестры опухло, рыжие волосы были всклокочены. У двери валялась скомканная «Йедиот Ахронот» с траурной рамкой на первой странице:

– Она все видела, – Иосиф шагнул через порог, – бедная девочка. Но она давно начала пить, что-то случилось…

Фрида носила помятую футболку, босые ступни девушки испачкал пепел:

– Ты знал, – она отступила назад, – знал, что я мамзер… – Иосиф не успел отклониться. Фрида бросилась на него, колотя руками по лицу, царапая его щеки:

– Ты знал, – сестра брызгала слюной, – знал и ничего не сказал мне. И папа не сказал, – прорыдала она, – а теперь его больше нет… – схватив девушку в охапку, Иосиф встряхнул ее:

– Я ничего не знал, – спокойно сказал майор Кардозо, – ты пойдешь в душ, я сварю кофе, и ты расскажешь все с самого начала.

За стеной прокуренного кабинета шумели офсетные машины. Типография «Йедиот Ахронот» располагалась в подвале редакционного здания. Кондиционеров здесь не ставили, печатники расхаживали в пропотевших комбинезонах.

Под мышками расстегнутой рубашки Шломо Захава тоже расплывались пятна пота. Зажав в зубах сигарету, нацепив очки, он рассматривал разложенные на макете газетного листа черно-белые фотографии.

Пятничный номер «Йедиот Ахронот», с военными сводками, новостями из Нью-Йорка с заседания Совета Безопасности ООН, с голливудскими сплетнями и снимками актрис, ушел в машины:

– Весь, кроме первого листа, – пробормотал Захав, – у нас осталось четверть часа…

Через пятнадцать минут они должны были выбрать завтрашнее лицо газеты, по выражению Захава. В субботу пресса в Израиле замолкала, пятничные номера печатались особенно пухлыми:

– На западе это воскресные издания, – усмехнулся журналист, – для первой страницы они тоже оставляют сенсации, вроде нашей сегодняшней…

На углу стола притулился второй вариант, с фотографией покойного профессора Судакова и статьей о жизни солдата Израиля, как напыщенно назвали погибшего в некрологах. Голд пристально рассматривал копии снимков из Яд-ва-Шема. Обергруппенфюрер Максимилиан фон Рабе в годы войны избегал объективов фотографов:

– И очень зря, – хмыкнул Захав, – внешность у него привлекательная, а у его подружки тем более… – со снимками Ционы Судаковой затруднений не возникло:

– О ней мы, то есть вы, писали в мандатные времена, – заметил Захав молодому журналисту, Эйтану, – в архиве есть ее фото в концертном платье… – он полюбовался снимком:

– Понятно, почему нацист на нее клюнул. Отличные формы, чего нельзя пока сказать об их дочери… – снимки Фриды они нашли, воспользовавшись связями Эйтана. Захав не хотел посылать парня в Кирьят Анавим или Еврейский Университет. Старший журналист наставительно сказал:

– Твой интерес к ее внешности может вызвать подозрения. Она служит в военной разведке, то есть служила, – об этом упоминал в заявлении покойный профессор, – где служил и ты, – Эйтан демобилизовался несколько лет назад, – позвони приятелям, порой носом, – Эйтан принес две любительские фотографии Фриды Судаковой:

– Плоская, как доска, – пробормотал Захав, – и сутулится, что понятно с ее ростом, – девушку сняли с бутылкой пива на пляже, – но, по крайней мере, она носит бикини…

Эйтан недоуменно спросил: «При чем здесь бикини?». Старший коллега поднял палец:

– Секс продается лучше всего. Нацисты тоже пользуются популярностью. У нас в руках, мой дорогой, – он махнул на макет, – золотое дно для газеты…

Захав, наконец, выбрал фото тогда еще штандартенфюрера фон Рабе. Судя по формату, снимок был официальным:

– Настоящий ариец, – журналист оттопырил губу, – с Ционой они смотрятся, словно актерская пара…

О судьбе матери Фриды в статье говорилось кратко. После обретения Израилем независимости Циона Судакова уехала из страны, выйдя замуж за дальнего родственника, герцога Экзетера. Женщина скончалась от воспаления легких в Британии, в пятьдесят шестом году. Шломо не поленился позвонить лондонским знакомцам:

– Дело темное, – задумчиво сказал он Эйтану, – ребята на Флит-стрит жмутся. Судя по всему, его светлость герцог непростой человек… – приятели Захава переводили разговор на израильские новости, – но мне все же прислали некролог Ционы из архивов больших газет…

В некрологе насчитывалось ровно две строчки. Объявления о браке женщины в Британии не нашли. Кладбище в Банбери располагалось на частной территории, принадлежавшей Экзетерам, куда посторонним хода не было.

Шломо хлопнул ладонью по бумагам:

– Умерла и умерла. Максимилиан интересует нас гораздо больше… – бывший личный помощник Гиммлера, заочно приговоренный в Нюрнберге к смертной казни, после войны бесследно пропал:

– Он сделал пластические операции и развлекается с мулатками в тропиках, – сочно сказал Захав, – как и остальные сбежавшие твари, вроде Бормана и Мюллера, – Эйтан открыл рот. Шломо объяснил:

– Бывший глава гестапо, а Бормана ты вроде знаешь, – парень робко кивнул:

– Но Эйхмана выкрали и привезли в страну, где судили открытым судом…

Захав кинул в рот сигарету:

– Все сюда, – он повысил голос, – Эйтан напал на сенсацию, Эйхмана повесили… – парень покраснел:

– Я к тому, что Моссад может отыскать фон Рабе… – он ткнул пальцем в фото. Захав отхлебнул скверного кофе с растаявшими льдинками:

– Ты боишься, что нацист подаст на нас в суд за статью, – хохотнул старший журналист, – уверяю тебя, у него появятся заботы поважнее. И профессор не подаст, – Шломо указал на второй макет, – он мертв. И вообще никто не подаст, – журналист присел на край стола, – мы публикуем интересный материал, что является нашей работой. Об источнике сведений мы распространяться не обязаны, но даже если нас спросят, – Захав подмигнул Эйтану, – пусть ищут парня, похожего на Элвиса Пресли…

Снимки блокнота профессора Судакова лежали за надежной дверью редакционного сейфа. Эйтан помялся: