Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга вторая. Том четвертый

– Джон с Монахом правы, что ты хочешь найти в газете? Объявление господина Ритберг фон Теттау о розыске его дочери Фриды… – Марта залпом осушила чашку:

– Нет, разумеется. Но он мог прислать сюда Адольфа, в страну приезжают туристы из Европы… – герцог снял трубку затрещавшего телефона:

– Мы идем, Ицхак… – вытащив из кармана пиджака привезенную Иосифом кипу, Джон распорядился: «Двигаемся, Рабин ждет внизу».

Фрида пришла на кладбище в затасканной армейской юбке цвета хаки. Утренний, жаркий ветер полоскал ткань вокруг ее ног, трепал наскоро заплетенную косу.

Белый мрамор надгробия сверкал на солнце: «Доктор Эстер Горовиц, 1912—1956». Внизу высекли на идиш: «Штерна». К памятнику матери не добавили списка ее наград:

– Иначе бы не хватило места на камне, – поняла Фрида, – на похоронах мамы мы я с Моше стояли за оградой кладбища и плакали. Потом рав Арье провел нас к могиле. Тетя Марта тогда тоже держала меня за руку… – ладонь тети была надежной, крепкой.

Сейчас они с тетей, единственные, остались в женском ряду:

– Мне надо быть благодарной за послабление, сделанное раввинами, – гневно подумала девушка, – меня пустили на кладбище, а не заставили ждать за оградой…

В толпе, сгрудившейся у погребальных носилок, виднелись светлые волосы старших братьев и рыжая голова Моше, прикрытая черной кипой. Фрида велела себе забыть о раввинском суде и несостоявшейся свадьбе. Брату сейчас было тяжелее, чем ей:

– Ему девятнадцать лет, он еще мальчик, – вздохнула Фрида, – и папа погиб на его глазах… – Моше предстояло прочесть кадиш:

– Потом мы подойдем к могиле, милая, – шепнула ей тетя, – ты тоже хочешь произнести молитву… – Фрида кивнула: «Да».

Шива начиналась послезавтра, в воскресенье:

– Шмуэль останется в стране на всю неделю, – с облегчением подумала Фрида, – и я буду рядом с Моше. Потом он оправится и вернется в армию… – девушка не хотела думать о собственной судьбе:

– Я навсегда останусь мамзером, – Фрида сглотнула слезы, – профессор Кардозо мертв, но это не имеет значения, – она понимала, почему покойные родители не сказали ничего даже близнецам.

– Я тогда была еще ребенком. Потом я выросла, но мама погибла, а папа не мог собраться с духом, чтобы признаться в правде… – сердце заныло тупой болью:

– Я больше никогда не увижу папу… – большие руки отца лежали на ее маленьких ладошках:

– Аккуратней, милая, – приговаривал отец, – археологи никуда не торопятся. Что пролежало в земле две тысячи лет, пролежит и еще две минуты… – шуршала кисточка, Фрида ахала: «Золото!».

Отец улыбался:

– Скорее всего, бронза, но кто знает… – он целовал рыжие кудряшки на ее затылке, – может быть, тебе повезло с первого раза… – Фрида шмыгнула носом:

– Тогда была жива мама. Мне исполнилось семь лет, папа взял меня на раскопки римской виллы, где я нашла античную монету…

До нее доносился сильный голос кантора. Профессора Судакова хоронили главный раввин Израиля рав Унтерман и глава армейского раввината, генерал Горен:

– Он трубил в шофар у Стены Плача, – по щекам Фриды катились слезы, – а рядом лежало тело папы…

Они пока не обсуждали дальнейшую судьбу дома Судаковых.

– Потом, – решила Фрида, – сначала надо закончить шиву… – она не собиралась жить в особняке:

– На мне никто не женится, – горько подумала девушка, – я всю жизнь буду одна. Я даже не смогу родить ребенка, – она мимолетно вспомнила о юноше из Швейцарии, Франце, обещавшем ей позвонить. Девушка не знала его фамилии и понятия не имела, в каком кибуце обретается новый знакомец:

– Ладно, сейчас надо думать не об этом… – комья земли глухо ударялись о стены отрытой ямы.

Носилки опустили вниз младший брат выступил вперед. Моше носил чистую армейскую форму, рыжие волосы прикрывала черная кипа. Фрида уловила легкое пожатие руки тети:

– Поплачь, милая, – сзади захрустел гравий, – твой отец был редким человеком, сейчас таких почти не встретить… – Марта оборвала себя:

– Прекратите съемку, – гневно велела она, – вы на кладбище… – Фрида поморщилась от белого света вспышек. Они с тетей Мартой стояли в кольце фотографов:

– Зачем, – пробормотала девушка, – зачем вы…

Над головами журналистов появилось что-то яркое:

– Газета, – поняла Фрида, – «Йедиот Ахронот». Почему на первой странице мой снимок в купальнике… – рядом виднелись черно-белые фотографии. Знакомые Фриде буквы отказывались складываться в слова:

– Госпожа фон Рабе, – журналисты загоготали, – вы знали, что вы дочь нацистского генерала… – газету швырнули на надгробный камень Эстер Горовиц, – знали и обманывали государство Израиль, как обманывала его ваша семья… – Фрида подхватила шуршащие страницы:

– Дочь нациста, – она, наконец, смогла прочесть заголовок, – приемный ребенок покойного профессора Судакова, на самом деле, потомство осужденного в Нюрнберге военного преступника, палача евреев…

Не разбирая дороги, Фрида ринулась к выходу с кладбища. Фотографы, было, двинулись за ней.

Над могилой Авраама Судакова сухо затрещали ружейные выстрелы. Кто-то из журналистов вскрикнул. Осколки гравия разлетелись в разные стороны, Марта повела пистолетом:

– Это случайная пуля, – невозмутимо сказала она, – но следующая станет намеренной… – женщина выхватила газету у ближайшего репортера:

– Пошли вон отсюда, второй раз повторять я не собираюсь… – журналисты зачехляли камеры.

За оградой метнулись рыжие волосы Фриды, племянница села в такси. Отыскав в толпе Волка, Марта сунула газету мужу:

– Встречаемся в Кирьят Анавим… – Волк взглянул на кричащий черный шрифт, на фотографию фон Рабе в форме СС:

– Тайное стало явным, – заметил муж, – чего ты и боялась… – Марта мрачно отозвалась: «Да».

Фрида выскочила из машины у залитых солнцем ступеней Главного Раввината. Судя по всему, водитель не успел прочесть пятничный выпуск «Йедиот Ахронот». Девушка не хотела показывать ему газету. Сгорбившись на заднем сиденье, она старалась не шуршать страницами. Типографская краска пачкала руки. Слова плясали перед глазами, складываясь в безжалостные фразы:

– Война, – стучало сердце Фриды, – нацисты, СС, уничтожение евреев, лагеря смерти. Личный помощник Гиммлера… – она старалась не смотреть на надменное лицо под серой фуражкой, – заочно приговорен к смертной казни в Нюрнберге, скрылся от правосудия, местонахождение не известно… – теперь она видела свое сходство с нацистом:

– Я всегда думала, что я напоминаю маму… – Фрида не могла назвать доктора Горовиц иначе, – с точки зрения работы в подполье ей повезло с внешностью… – мать смешливо говорила:

– Когда я трудилась медсестрой в госпитале вермахта в Варшаве, меня хотели cфотографировать для местного плаката, как образец арийской женщины, – Эстер поморщилась, – я отговорилась скромностью, тоже достоинством арийки…