Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга вторая. Том четвертый

В аэропорт их привез Иосиф. Марта исподтишка разглядывала спокойное лицо племянника:

– Эмиль с Джоном ничего не добились, как Волк не добился ничего от Михаэля, – она сплела тонкие пальцы, – Джон прав, наци поступили с ними так, как они поступали с советскими военнопленными.

Волк невесело заметил:

– Я это миновал. Меня, как бунтаря, отправили в Плашов. Но ребята в партизанских отрядах признавались, что их отправляли расстреливать таких же пленников, как они сами. Некоторые не выдерживали и поднимали оружие против своих…

Марта предполагала, что Михаэль с Иосифом решили скрыть подробности случившегося на Синае:

– Мы никогда не услышим, через что они прошли, – поняла женщина, – бесполезно даже пытаться. Михаэля отправляют в Европу, – она подумала об Анне, – бедняжка оправится, но ясно, что она больше не любит мужа…

Сквозь непроницаемое со стороны вылетающих стекло, Марта хорошо видела Фриду. Племянница приехала в аэропорт в новых джинсах и скромной рубашке. Адольф и она тащили рюкзаки:

– Саквояж и чемоданы они сдали в багаж. Обыкновенные молодые люди, – Марта не двигалась, – они устраивают себе европейские каникулы после года учебы и службы в армии. Никто ничего не заподозрит, ни здесь, ни в Афинах… – герцог тихо сказал:

– Он похож на мальчика, но гораздо больше напоминает Отто… – женщина согласилась:

– Не просто напоминает, а почти одно лицо с ним… – Адольф щеголял отличной осанкой. Вспомнив покойного деверя, Марта передернулась:

– Отто и смотрел так же, надменно, даже на родственников…

Джон заметил:

– Максимилиан навешал ему лапши на уши и о его собственных родителях, и о том, как появился на свет Маленький Джон… – Марта кивнула:

– Макс, наверное, сделал вид, что ты соблазнил Эмму ради собственных грязных целей…

Фрида и Адольф отдали паспорта пограничнику. Иосиф не отводил глаз от веселого лица сестры:

– Она знает, что мы здесь, – напомнил себе майор Кардозо, – тетя Марта по телефону обещала ей семейные проводы… – пограничник что-то сказал, сестра подняла голову. Иосиф встретился с ней взглядом:

– Она меня видит, – облегченно понял майор, – то есть она понимает, что я рядом. Я всегда останусь рядом, я ответственен за нее, как за Моше со Шмуэлем, как за Маргариту и Еву… – он не удержался от улыбки:

– И служил Иаков за Рахиль семь лет, но они показались ему, как несколько дней… – со времени их с Евой встречи в Касабланке семи лет еще не прошло, однако Иосиф не сомневался, что ему придется служить дольше:

– Да и черт с ним, – сказал себе майор Кардозо, – ради Евы я готов ждать всю жизнь. Я отстрою наш родовой дом, мы пойдем к хупе у Стены Плача и поселимся в сердце Иерусалима. Наши дети вырастут в Израиле, с детьми Фриды и Моше…

Замигала зеленая лампочка, барьер отъехал в сторону:

– Остается только надеяться на лучшее, – пробормотал герцог, – что относится и к Джонатану… – Марта кивнула:

– Не волнуйся, хотя, – женщина помолчала, – и я сама волнуюсь. Но я уверена, что они справятся и зло будет наказано… – старший Джон понизил голос:

– Говоря о зле, мы обсуждали нашу миссию в СССР. Парни, – он кивнул на Иосифа, – туда отправятся, надо им помочь. На север они не полетят, но мы с Волком задумались о месте у семи камней… – Марте стало неуютно, она уловила вдалеке холодный смешок, – как ты считаешь, что за аномалию мы встретили… – Марта вспомнила голос раввина:

– Запрещено о таком говорить, – она задумалась, – вообще о женщинах или только о ней, Хане Горовиц? И почему запрещено… – она повернулась к герцогу:

– Не знаю, Джон, – честно ответила Марта, – но обещаю, что узнаю… – Марта опять взглянула на барьер, но Фрида с Адольфом исчезли из вида.

Джона разбудил крик муэдзина с высоких минаретов мечети Омейядов. На крашеных в облезлый синий цвет деревянных галереях пансиона сохло белье. По черепичным крышам расхаживали голуби. Он слышал легкое курлыканье с каменного двора, журчание воды в фонтане, скрип половиц в соседнем номере.

Как и было положено правоверной мусульманке, Халида Ахдиб молилась пять раз в день. К предрассветному намазу фаджр, по мнению исламских богословов, самому важному, девушка ходила в мечеть.

За стеной зашуршала одежда. Поверх джинсов и рубашки Халида накидывала просторное платье, купленное на местном шуке:

– В Афины она прилетела с непокрытой головой, – вспомнил Джон, – но, едва мы приземлились в Дамаске, она надела платок… – здешние девицы провожали Халиду недоуменными взглядами:

– Я одеваюсь, словно старуха, – объяснила землячка, как весело звал ее Джон, – молодежь здесь ничего не соблюдает… – молодежь в Сирии, вернее ее женская часть, щеголяла голыми коленками и распущенными волосами.

Несмотря на проигранную войну и приспущенные национальные флаги, Дамаск не бросил веселиться. Каждый вечер улицы Старого Города запруживали машины. В итальянских кабриолетах и длинных фордах сидели парни, укладывавшие волосы в манере Элвиса Пресли.

Из каждой забегаловки гремели битлы и «Роллинг Стоунз». Ребята в тесных джинсах курили американские сигареты, ухитряясь тянуть кофе и колошматить фишками по доскам от шеш-беша. Перетасованные карты разлетались по столику. Парни провожали Халиду откровенно оценивающими взглядами:

– Если бы она носила мешок от картошки, было бы еще более волнующе… – сандалии девушки простучали мимо двери, – оставь, граф Хантингтон, она все ясно сказала в Афинах…

Джонатану, как старался думать о себе Джон, вручили паспорт Хайди, вернее, Халиды Ахдиб, в Лондоне.

По его мнению, фотография не отдавала должного девушке. Он почти узнал ее в афинском ресторане, но еще не был уверен, что в заведение зашла именно та, кого он ждал.

Черные локоны метнулись по стройным плечам в вышитой тунике. Девушка наклонилась над его столиком. Потрепанные джинсы собрали афинскую пыль. Легкие сандалии открывали пальцы, накрашенные лаком цвета граната:

– И губы у нее такие же, – Джон поворочался, – но ничего не случится, ничего не может случиться…

Чтобы отвлечься, он посчитал на пальцах дни. Открытку на безопасный адрес Гладиатора, кузена Максима, они отправили из почтового отделения за углом от пансиона. Унылая комнатка с засиженными мухами образцами марок примостилась между кафе и лавкой, как выражался Джон, всякого барахла, где Халида удачно поторговалась за горсть звенящих браслетов.

Религиозность не мешала девушке щедро мазать глаза тушью:

– Пророк поощряет желание женщины понравиться будущему мужу, – сухо сказала Халида, – а я жду своего избранника, Красного Принца… – Джон заранее ненавидел араба, не сходящего с языка у напарницы: