Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга вторая. Том четвертый

– Я догадался. Что за начальство идет… – Максим успокоил его:

– Фон Рабе и старой гвардии здесь нет, ты в относительной безопасности. Лагерем заправляет ФАТАХ, то есть Ясир Арафат… – кузен прибавил:

– Ты молодец. Извини, но насчет этого, – он повел рукой, – мне было никак не предупредить.

Джон вздохнул:

– Я такого и ожидал. Тебя они тоже допрашивали… – кузен покачал головой:

– Барбье натравил на меня пуму. Пришлось убить зверя кинжалом на глазах у фон Рабе. С тех пор я у него на хорошем счету, – Максим усмехнулся, – то есть торчу в джунглях и горах… – Джон не успел ответить. Кузен выпрямился:

– Али Хасан-шейх, – сказал он по-немецки, – я немного убрал в камере… – уверенный голос ответил:

– Ты настоящий ариец, Альзиб, вы не терпите грязи. Евреи дурно пахнут, поэтому мы хотим избавить мир от их присутствия… – на Джона повеяло ароматом кедра.

Красный Принц, Али Хасан Саламе, тоже носил полевую форму сирийцев, с ненужными ночью темными очками:

– Подними его, – распорядился араб, – и привяжи к стулу. Нашего американского визитера… – он оскалил крупные зубы, – ждет долгая беседа.

Альзибу, как инструктору, полагалась отдельная койка. Остальные парни спали на грубо сколоченных деревянных нарах, расставленных в каменном бараке. До войны на плоскогорье располагалась армейская база, где обучались бойцы добровольческих соединений автономного государства Джабаль аль-Друз, созданного во времена французского протектората Сирии.

Строения отапливались переносными печурками. Зимой здесь царил стылый горный холод, летом в низких помещениях было невыносимо жарко.

Максим лежал, закинув руки за голову:

– Сейчас еще можно дышать, – он устало закрыл глаза, – ночи еще зябкие, пусть на дворе и середина июня… – плоскогорье находилось далеко от границы, однако друзы из окрестных деревень получали весточки от родни в Израиле:

– То есть в зловонной сионистской опухоли, – поправил себя Максим, – о поражении в войне мы узнали раньше, чем сюда дошли газеты…

На базе имелась рация, но пользовалось ей только начальство, как Максим называл шейха Али Хасана и старшего инструктора Хорста, того самого унтершарфюрера СС. Бойцам не давали слушать новости. Как и в Адлерхофе, здесь только крутили записанные на пленку речи.

Максим поворочался:

– Только не Гитлера, а палестинских пропагандистов, вроде Арафата… – нахватавшись в лагере разговорного арабского, он разбирал кое-какие слова из криков, доносящихся из репродуктора:

– Смерть евреям, долой Израиль, Палестина должна быть свободной, – Максим поморщился, – каждый день одно и то же… – на прошлой неделе, после новостей о проигранной войне, Саламе устроил траурную церемонию. Бойцы рассказывали о страданиях семей, потерявших землю и кров в сорок восьмом году:

– Мухаммад расплакался, – четырнадцатилетний мальчик был самым младшим в лагере, – его отца израильские парашютисты застрелили на его глазах в Рамалле, – вспомнил Максим, – а его самого доставили сюда обходным путем, через Иорданию…

Мухаммад был круглым сиротой. Мать подростка тоже убили израильтяне. Красный Принц взял его под свое крыло:

– Юсуф-шейх, его отец, был стойким борцом, – объяснил Саламе, – я хочу, чтобы Мухаммад стал достоин его памяти… – Красный Принц помрачнел, – я сам почти не помню отца, я осиротел ребенком…

Почти все подчиненные Максима выросли в лагерях беженцев на иорданской территории:

– Но есть и парни из богатых семей, – он задумался, – их родителям удалось бежать в Кувейт или Саудовскую Арабию, они получили образование на западе, как Саламе… – на следующей неделе в лагере ожидались гости из Европы:

– Приедут Красные Волки, – хмыкнул Максим, – Ферелли и его компания пробудут в лагере все лето. Надо втереться к нему в доверие. Хватит сидеть в глуши, я заработал пост выше рангом.

Максим надеялся, что на западе он сможет чаще связываться с семей. Из горной Сирии, как и из Золотого Треугольника, он отправлял в Лондон только редкие весточки:

– Джон мне расскажет, как дела дома, – пошарив по полу, Максим нашел сигареты, – судя по его акценту, он торчал на юге Америки, но там есть международные телефоны…

Он хотел услышать голоса родителей. Максим только недавно избавился от навязчивого шума тропического дождя в ушах, хлюпанья ботинок по грязи, треска автоматных очередей.

Их отряд охранял машины, вывозившие наркотики из Золотого Треугольника. В окрестностях их базы заправляли бойцы опиумного короля Кхун Са, под началом которого имелась целая армия:

– У него сил больше, чем у Барбье, – вспомнил Максим, – у того едва ли тысяча ребят, а в милиции, то есть в повстанческих отрядах Кхун Са, десятки тысяч… – в Золотом Треугольнике царила неразбериха. Никто точно не знал, сколько отрядов бродит в джунглях:

– Бирманцы, – Максим затянулся сигаретой, – китайцы, вьетнамцы, лаосцы, американцы, и у каждого свой интерес… – интересы Феникса были ясны, словно белый день:

– Фон Рабе снабжает отряды Кхун Са оружием и деньгами, получая в обмен героин, – Максим дернул щекой, – Шумана арестовали, канал в Гонконге перекрыли, но остались Бирма и Таиланд…

Он подозревал, что там тоже сидят подручные фон Рабе, но в порты Максиму хода не было:

– Когда мне велели лететь сюда, я выбирался из Бирмы окольным путем, – заслышав шаги, он приподнялся, – нет, надо устроить себе перевод в Европу…

Он ожидал, что старший инструктор, Хорст, работавший в охране фон Рабе, замолвит за него словечко перед Фениксом. Максиму было противно унижаться перед бывшим эсэсовцем, но ничего другого не оставалось. Он вспомнил покойного напарника, Борова Гуго, подстреленного вьетнамскими партизанами:

– Гуго говорил только о девчонках и опиуме, – напарник баловался товаром, – но он хотя бы не распространялся о лагерях, как проклятый Хорст… – унтершарфюрер закончил войну в Дахау:

– Он даже не сидел, – в барак явно кто-то шел, – американцы отпустили его за малолетством, – Максим скривился, – но в конце войны ему было двадцать, взрослый человек, как я сейчас…

Максим иногда думал, что его соученики по Кембриджу должны этим годом получить дипломы:

– Мне тоже надо выдать диплом, – он быстро натянул штаны хаки, – в стрельбе, минировании дорог и охране особо ценных грузов. Но папа прав, университет никуда не убежит. Джон молодец, он успел закончить Сандхерст, пусть и почти заочно…

Взяв браунинг, он выглянул за ветхую занавеску. Выпускник Сандхерста, с развязанными руками, стоял рядом с Красным Принцем. Под голубым глазом кузена переливался свежий синяк, на губах запеклась кровь:

– Ему поверили, – понял Максим, – молодец, он справился с первой частью задания… – Максим не знал, куда отправили напарницу Джона: