Уильям Моэм - Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты

Тут можно читать онлайн Уильям Моэм - Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты
Автор:

Уильям Моэм
Жанр:

Классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

3.78/5. Голосов: 91
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
80

1

2

3

4

5

Уильям Моэм - Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты краткое содержание

Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты - описание и краткое содержание, автор Уильям Моэм, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

Роман «Бремя страстей человеческих» во многом автобиографичен, это история молодого человека, вступающего в жизнь. На долю героя романа — Филипа Кэри — выпало множество испытаний. Рано осиротев, он лишился родительской заботы и ласки, его мечта стать художником так и осталась мечтой, а любовь к ограниченной порочной женщине принесла одни страдания. Но Филип мужественно прошел через все уготованные ему испытания и сумел найти в жизни свое место.

Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Уильям Моэм

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

Philip felt a shiver pass through his heart.	Филип не мог унять охватившей его дрожи.
He had never before lost a friend of his own age, for the death of Cronshaw, a man so much older than himself, had seemed to come in the normal course of things.	Он еще ни разу не терял своего сверстника; смерть Кроншоу, который был значительно старше его, казалась ему естественной.
The news gave him a peculiar shock.	Известие о гибели Хейуорда потрясло его до глубины души.
It reminded him of his own mortality, for like everyone else Philip, knowing perfectly that all men must die, had no intimate feeling that the same must apply to himself; and Hayward's death, though he had long ceased to have any warm feeling for him, affected him deeply.	Оно напомнило ему, что он и сам смертен. Как и у всякого другого, у Филипа, отлично знавшего, что все люди рано или поздно должны умереть, не было внутреннего ощущения, что такая участь уготована и ему; вот почему его так глубоко взволновала кончина Хейуорда, хотя он давно к нему охладел.
He remembered on a sudden all the good talks they had had, and it pained him to think that they would never talk with one another again; he remembered their first meeting and the pleasant months they had spent together in Heidelberg.	Он вспомнил их задушевные беседы, и ему стало больно, что никогда уже больше не поговорит с другом; вспомнил их первую встречу и веселые дни, которые они проводили вместе в Гейдельберге.
Philip's heart sank as he thought of the lost years.	Он с грустью думал о годах, канувших в вечность.
He walked on mechanically, not noticing where he went, and realised suddenly, with a movement of irritation, that instead of turning down the Haymarket he had sauntered along Shaftesbury Avenue.	Филип брел по улице, не замечал, куда идет, и вдруг с досадой сообразил, что ошибся дорогой: вместо того чтобы пройти на Хеймаркет, он свернул на Шефтсбери-авеню.
It bored him to retrace his steps; and besides, with that news, he did not want to read, he wanted to sit alone and think.	Лень было возвращаться назад, да и полученное известие отбило у него охоту читать - ему захотелось побыть наедине с самим собой и подумать.
He made up his mind to go to the British Museum.	Он решил отправиться в Британский музей.
Solitude was now his only luxury.	Одиночество стало теперь единственной доступной ему роскошью.
Since he had been at Lynn's he had often gone there and sat in front of the groups from the Parthenon; and, not deliberately thinking, had allowed their divine masses to rest his troubled soul.	С тех пор как Филип поступил на службу к "Линну и Седли", он часто заходил в Британский музей и подолгу сидел перед статуями из Парфенона; он ни о чем не думал, его смятенная душа обретала покой, которым дышали эти создания небожителей.
But this afternoon they had nothing to say to him, and after a few minutes, impatiently, he wandered out of the room.	Но сегодня даже они не могли ему помочь, и через несколько минут он с раздражением покинул зал.
There were too many people, provincials with foolish faces, foreigners poring over guide-books; their hideousness besmirched the everlasting masterpieces, their restlessness troubled the god's immortal repose.	Тут было слишком много народу: провинциалы с тупыми физиономиями, иностранцы, погруженные в свои путеводители; людское уродство поганило бессмертные творения искусства, суета кощунственно нарушала извечный покой богов.
He went into another room and here there was hardly anyone.	Филип перешел в другой зал, где было почти пусто.

Philip sat down wearily.	Он устало опустился на скамью.
His nerves were on edge.	Нервы его были напряжены до предела.
He could not get the people out of his mind.	Ему казалось, что перед ним продолжают мелькать какие-то рожи - он никак не мог от них отделаться.
Sometimes at Lynn's they affected him in the same way, and he looked at them file past him with horror; they were so ugly and there was such meanness in their faces, it was terrifying; their features were distorted with paltry desires, and you felt they were strange to any ideas of beauty.	Порой такое же ощущение вызывали у него покупательницы "Линна и Седли"; их безобразие и жадность, написанная на лицах, приводили его в ужас; их черты искажены жалкими страстями -этим женщинам, видно, чуждо всякое представление о красоте.
They had furtive eyes and weak chins.	Глаза бегают по сторонам, подбородки безвольны.
There was no wickedness in them, but only pettiness and vulgarity.	Нет в них даже зла, но зато сколько самой низкой пошлости!
Their humour was a low facetiousness.	Юмор им заменяет развязное зубоскальство.
Sometimes he found himself looking at them to see what animal they resembled (he tried not to, for it quickly became an obsession,) and he saw in them all the sheep or the horse or the fox or the goat.	Иногда он ловил себя на том, что ищет в их лицах сходство с разными животными (он себя останавливал, ибо это занятие быстро превращалось в манию): он узнавал в этих чертах овцу или клячу, козу или лисицу.
Human beings filled him with disgust.	Люди вызывали у него омерзение.
But presently the influence of the place descended upon him.	Но сейчас Филип постепенно погрузился в окружавший его мир прекрасных вещей.
He felt quieter.	Он успокоился.
He began to look absently at the tombstones with which the room was lined.	Рассеянно он стал разглядывать надгробья, стоявшие вдоль стен.
They were the work of Athenian stone masons of the fourth and fifth centuries before Christ, and they were very simple, work of no great talent but with the exquisite spirit of Athens upon them; time had mellowed the marble to the colour of honey, so that unconsciously one thought of the bees of Hymettus, and softened their outlines.	Это были работы афинских каменотесов четвертого и пятого веков до рождества Христова - простые, непритязательные изваяния, не отмеченные большим талантом, но пронизанные сладостным духом Эллады; время сгладило очертания и мягко позолотило мрамор: он стал напоминать медвяный дар гиметских пчел.
Some represented a nude figure, seated on a bench, some the departure of the dead from those who loved him, and some the dead clasping hands with one who remained behind.	Некоторые памятники изображали нагую фигуру, сидящую на скамье, другие - расставание умершего с теми, кто его любил, третьи - объятие усопшего с кем-нибудь из живых.
On all was the tragic word farewell; that and nothing more.	На всех было начертано горестное слово "прощай" - и больше ничего.
Their simplicity was infinitely touching.	Простота этих фигур была невыразимо трогательна.
Friend parted from friend, the son from his mother, and the restraint made the survivor's grief more poignant.	Друг покидал здесь друга, сын - мать, а сдержанность жестов еще больше подчеркивала горе осиротевших.

It was so long, long ago, and century upon century had passed over that unhappiness; for two thousand years those who wept had been dust as those they wept for.	Все это случилось давно, бесконечно давно,- века пронеслись над этим горем; два тысячелетия назад те, кто оплакивали своих мертвых, стали таким же прахом, как и те, кого они оплакивали.
Yet the woe was alive still, and it filled Philip's heart so that he felt compassion spring up in it, and he said:	Но скорбь продолжала жить, она вошла в сердце Филипа, пробудила в нем горячее сострадание, он прошептал:
"Poor things, poor things."	- Бедные, бедные...
And it came to him that the gaping sight-seers and the fat strangers with their guide-books, and all those mean, common people who thronged the shop, with their trivial desires and vulgar cares, were mortal and must die.	И ему пришло в голову, что и праздные зеваки, и упитанные иностранцы со своими путеводителями, и эти жадные, грубые люди, толпившиеся в магазине,- все они вместе со своими ничтожными желаниями и пошлыми заботами тоже смертны и тоже должны умереть.
They too loved and must part from those they loved, the son from his mother, the wife from her husband; and perhaps it was more tragic because their lives were ugly and sordid, and they knew nothing that gave beauty to the world.	И они любили и были обречены на расставание с любимыми: сын - с матерью, жена - с мужем; может быть, их участь еще более горестна, потому что жизнь их убога, уродлива и душе их не дано познать красоту.
There was one stone which was very beautiful, a bas relief of two young men holding each other's hand; and the reticence of line, the simplicity, made one like to think that the sculptor here had been touched with a genuine emotion.	Особенно прекрасным было одно изваяние -барельеф, на котором двое юношей держали друг друга за руки; строгие, простые линии говорили о том, что скульптором владело подлинное вдохновение.
It was an exquisite memorial to that than which the world offers but one thing more precious, to a friendship; and as Philip looked at it, he felt the tears come to his eyes.	Это был замечательный памятник дружбе, рядом с которой в целом свете есть только одно еще более драгоценное чувство; Филип глядел на этот камень, и на глазах у него выступили слезы.
He thought of Hayward and his eager admiration for him when first they met, and how disillusion had come and then indifference, till nothing held them together but habit and old memories.	Он подумал о Хейуорде - о том, как восхищался им при первой встрече, как на смену восхищению пришло разочарование, а потом и безразличие, пока наконец ничто больше не связывало их, кроме привычки и воспоминаний.
It was one of the queer things of life that you saw a person every day for months and were so intimate with him that you could not imagine existence without him; then separation came, and everything went on in the same way, and the companion who had seemed essential proved unnecessary.	Одна из странных особенностей жизни заключается в том, что порой вы встречаетесь с кем-нибудь ежедневно на протяжении долгих месяцев, сходитесь так близко, что, кажется, уж не можете друг без друга жить, но вот наступает разлука и все идет по-прежнему, как ни в чем не бывало: дружба, без которой вы не могли обойтись, на поверку вам совсем и не нужна.
Your life proceeded and you did not even miss him.	Жизнь течет своим чередом, и вы даже не замечаете отсутствия друга.
Philip thought of those early days in Heidelberg when Hayward, capable of great things, had been full of enthusiasm for the future, and how, little by little, achieving nothing, he had resigned himself to failure.	Филип вспоминал давно прошедшие дни в Гейдельберге, когда Хейуорд подавал большие надежды и был полон радостных упований, но, так ничего и не достигнув, постепенно примирился с участью неудачника.
Now he was dead.	И вот теперь он был мертв.