Уильям Моэм - Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты

Тут можно читать онлайн Уильям Моэм - Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты
Автор:

Уильям Моэм
Жанр:

Классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

3.78/5. Голосов: 91
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
80

1

2

3

4

5

Уильям Моэм - Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты краткое содержание

Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты - описание и краткое содержание, автор Уильям Моэм, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

Роман «Бремя страстей человеческих» во многом автобиографичен, это история молодого человека, вступающего в жизнь. На долю героя романа — Филипа Кэри — выпало множество испытаний. Рано осиротев, он лишился родительской заботы и ласки, его мечта стать художником так и осталась мечтой, а любовь к ограниченной порочной женщине принесла одни страдания. Но Филип мужественно прошел через все уготованные ему испытания и сумел найти в жизни свое место.

Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Уильям Моэм

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

He took his coat from the cloak-room and went out into the bitter coldness of the night.	Взяв в раздевалке пальто, он вышел в пронизывающую, холодную темноту.
L	ГЛАВА 50
Philip could not get the unhappy event out of his head.	Злосчастное происшествие никак не выходило у Филипа из головы.
What troubled him most was the uselessness of Fanny's effort.	Больше всего его мучило, что подвижничество Фанни было таким бессмысленным.
No one could have worked harder than she, nor with more sincerity; she believed in herself with all her heart; but it was plain that self-confidence meant very little, all his friends had it, Miguel Ajuria among the rest; and Philip was shocked by the contrast between the Spaniard's heroic endeavour and the triviality of the thing he attempted.	Никто не мог бы работать упорнее, чем она, и с таким жаром; она верила в себя всем сердцем; однако эта вера, очевидно, еще ничего не доказывала: она была у всех его друзей, в том числе у Мигеля Ахурии, а Филипа поражало несоответствие между героическими усилиями испанца и банальностью того, что он создает.
The unhappiness of Philip's life at school had called up in him the power of self-analysis; and this vice, as subtle as drug-taking, had taken possession of him so that he had now a peculiar keenness in the dissection of his feelings.	Несчастливые школьные годы пробудили у Филипа страсть к самоанализу; этот порок, въедливый, как наркомания, завладел им, и он стал беспощаден в оценке собственных чувств.
He could not help seeing that art affected him differently from others.	Он не мог не видеть, что искусство воздействует на него не так, как на других.
A fine picture gave Lawson an immediate thrill.	Хорошая картина вызывала у Лоусона мгновенную реакцию.
His appreciation was instinctive.	Его восприятие было инстинктивным.
Even Flanagan felt certain things which Philip was obliged to think out.	Даже Фланаган чувствовал то, до чего Филипу приходилось додумываться.
His own appreciation was intellectual.	Его восприятие было чисто интеллектуальным.
He could not help thinking that if he had in him the artistic temperament (he hated the phrase, but could discover no other) he would feel beauty in the emotional, unreasoning way in which they did.	Он признавался себе, что, если бы у него был художественный темперамент (ненавидя это выражение, он никак не мог подыскать более подходящее), он ощущал бы прекрасное так же непосредственно, не рассуждая, как ощущали его другие.
He began to wonder whether he had anything more than a superficial cleverness of the hand which enabled him to copy objects with accuracy.	Филип стал задумываться, есть ли в нем что-нибудь, кроме незамысловатой ловкости рук, позволяющей хорошо копировать.
That was nothing.	Но ведь это ничего не стоит.
He had learned to despise technical dexterity.	Он научился презирать техническую сноровку.
The important thing was to feel in terms of paint.	Важно было живописное ощущение мира.
Lawson painted in a certain way because it was his nature to, and through the imitativeness of a student sensitive to every influence, there pierced individuality.	Лоусон пишет по-своему потому, что этого требует его натура, и сквозь ученическое подражание и податливость чужим влияниям в его вещах видна индивидуальность.
Philip looked at his own portrait of Ruth Chalice, and now that three months had passed he realised that it was no more than a servile copy of Lawson.	Филип поглядел на свой портрет Рут Чэлис и теперь, когда прошло три месяца, понял, что это всего лишь рабская копия работы Лоусона.

He felt himself barren.	Он чувствовал свое бесплодие.
He painted with the brain, and he could not help knowing that the only painting worth anything was done with the heart.	Он писал рассудком, а между тем отлично знал, что всякая мало-мальски хорошая картина пишется сердцем.
He had very little money, barely sixteen hundred pounds, and it would be necessary for him to practise the severest economy.	У него было очень мало денег, меньше тысячи шестисот фунтов, и ему придется жестоко экономить.
He could not count on earning anything for ten years.	Он не может рассчитывать на какие бы то ни было заработки еще лет десять.
The history of painting was full of artists who had earned nothing at all.	История живописи знает множество биографий художников, которые вообще ничего не зарабатывали.
He must resign himself to penury; and it was worth while if he produced work which was immortal; but he had a terrible fear that he would never be more than second-rate.	Он должен обречь себя на нищету; игра стоит свеч, если он создаст бессмертные произведения; но его мучил страх, что он всю жизнь останется посредственностью.
Was it worth while for that to give up one's youth, and the gaiety of life, and the manifold chances of being?	А если так, стоит ли жертвовать молодостью, радостями жизни, всем ее бесконечным разнообразием?
He knew the existence of foreign painters in Paris enough to see that the lives they led were narrowly provincial.	Он видел, как прозябают иностранные художники в Париже: их жизнь была ограниченной, провинциальной.
He knew some who had dragged along for twenty years in the pursuit of a fame which always escaped them till they sunk into sordidness and alcoholism.	Он знал, что многие из них по двадцать лет гоняются за неуловимой славой и погрязают в конце концов в пьянстве и нищете.
Fanny's suicide had aroused memories, and Philip heard ghastly stories of the way in which one person or another had escaped from despair.	Самоубийство Фанни напомнило немало подобных же историй, а Филип наслушался страшных рассказов о том, как люди спасаются от отчаяния.
He remembered the scornful advice which the master had given poor Fanny: it would have been well for her if she had taken it and given up an attempt which was hopeless.	Он вспомнил издевательский совет, который мэтр дал бедной Фанни; как было бы хорошо, если бы она им воспользовалась и перестала добиваться того, что для нее было недостижимо.
Philip finished his portrait of Miguel Ajuria and made up his mind to send it to the Salon.	Филип кончил портрет Мигеля Ахурии и решил выставить его в Салоне.
Flanagan was sending two pictures, and he thought he could paint as well as Flanagan.	Фланаган посылал туда две свои картины, а Филипу казалось, что он пишет не хуже Фланагана.
He had worked so hard on the portrait that he could not help feeling it must have merit.	Он так упорно работал над портретом, что не мог не поверить в его достоинства.
It was true that when he looked at it he felt that there was something wrong, though he could not tell what; but when he was away from it his spirits went up and he was not dissatisfied.	Правда, когда Филип всматривался в портрет, ему казалось, что чего-то в нем недостает, хотя и не понимал, чего именно; но, когда картины не было у него перед глазами, он приободрялся и даже чувствовал какое-то удовлетворение.
He sent it to the Salon and it was refused.	Он отправил портрет в Салон и получил отказ.

He did not mind much, since he had done all he could to persuade himself that there was little chance that it would be taken, till Flanagan a few days later rushed in to tell Lawson and Philip that one of his pictures was accepted.	Его это не очень огорчило: он ведь всячески убеждал себя наперед, что его работа вряд ли будет принята. Но вот прошло несколько дней, к ним в мастерскую ворвался Фланаган и сообщил, что одна из его картин одобрена жюри.
With a blank face Philip offered his congratulations, and Flanagan was so busy congratulating himself that he did not catch the note of irony which Philip could not prevent from coming into his voice.	Филип с каменным лицом поздравил его, а Фланаган был поглощен тем, что поздравлял самого себя, и не услышал иронической нотки в его голове.
Lawson, quicker-witted, observed it and looked at Philip curiously.	Более наблюдательный Лоусон сразу ее уловил и искоса поглядел на Филипа.
His own picture was all right, he knew that a day or two before, and he was vaguely resentful of Philip's attitude.	Его собственная картина была одобрена, он знал об этом уже дня два, и насмешка Филипа неприятно его кольнула.
But he was surprised at the sudden question which Philip put him as soon as the American was gone.	Но его удивил неожиданный вопрос, который Филип ему задал, как только американец вышел:
"If you were in my place would you chuck the whole thing?"	- На моем месте вы небось бросили бы все к черту?
"What do you mean?"	- То есть как это?
"I wonder if it's worth while being a second-rate painter.	- Да вот я все думаю, стоит ли быть посредственным художником.
You see, in other things, if you're a doctor or if you're in business, it doesn't matter so much if you're mediocre.	В другой профессии - если вы, например, врач или коммерсант - там не так важно, есть ли у вас талант или нет.
You make a living and you get along.	Зарабатываете деньги, и ладно.
But what is the good of turning out second-rate pictures?"	Но стоит ли писать посредственные картины?
Lawson was fond of Philip and, as soon as he thought he was seriously distressed by the refusal of his picture, he set himself to console him.	Лоусон был очень привязан к Филипу и, поняв, что друг всерьез опечален отказом жюри, принялся его утешать.
It was notorious that the Salon had refused pictures which were afterwards famous; it was the first time Philip had sent, and he must expect a rebuff; Flanagan's success was explicable, his picture was showy and superficial: it was just the sort of thing a languid jury would see merit in.	Кто же не знает, что Салон отказывался от картин, которые потом становились знаменитыми; ведь Филип послал туда свою вещь в первый раз и должен был ожидать неудачи; в успехе Фланагана нет ничего удивительного: его картина эффектна, хоть и очень поверхностна,- это как раз то, что должно нравиться пресыщенным судьям.
Philip grew impatient; it was humiliating that Lawson should think him capable of being seriously disturbed by so trivial a calamity and would not realise that his dejection was due to a deep-seated distrust of his powers.	Филип стал злиться: его обидело, что Лоусон считает его способным всерьез огорчаться из-за такой ерунды и не понимает, что уныние его объясняется неверием в свои силы.
Of late Clutton had withdrawn himself somewhat from the group who took their meals at Gravier's, and lived very much by himself.	Клаттон в последнее время отдалился от компании, обедавшей у "Гравье", и жил сам по себе.