Уильям Моэм - Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты

Тут можно читать онлайн Уильям Моэм - Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты
Автор:

Уильям Моэм
Жанр:

Классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

3.78/5. Голосов: 91
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
80

1

2

3

4

5

Уильям Моэм - Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты краткое содержание

Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты - описание и краткое содержание, автор Уильям Моэм, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

Роман «Бремя страстей человеческих» во многом автобиографичен, это история молодого человека, вступающего в жизнь. На долю героя романа — Филипа Кэри — выпало множество испытаний. Рано осиротев, он лишился родительской заботы и ласки, его мечта стать художником так и осталась мечтой, а любовь к ограниченной порочной женщине принесла одни страдания. Но Филип мужественно прошел через все уготованные ему испытания и сумел найти в жизни свое место.

Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Уильям Моэм

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

Flanagan said he was in love with a girl, but Clutton's austere countenance did not suggest passion; and Philip thought it more probable that he separated himself from his friends so that he might grow clear with the new ideas which were in him.	Фланаган уверял, будто он влюблен в какую-то девушку, но суровая внешность Клаттона как-то не вязалась со словом "страсть", и Филип считал куда более вероятным, что он отгородился от друзей для того, чтобы получше продумать те новые идеи, которые у него зародились.
But that evening, when the others had left the restaurant to go to a play and Philip was sitting alone, Clutton came in and ordered dinner.	Однажды, когда его товарищи сразу же после ужина ушли из ресторана, чтобы попасть в театр, и Филип остался за столиком один, к нему подсел Клаттон и заказал ужин.
They began to talk, and finding Clutton more loquacious and less sardonic than usual, Philip determined to take advantage of his good humour.	Они разговорились, и, увидев, что Клаттон сегодня общительнее и добродушнее обычного, Филип решил воспользоваться его хорошим настроением.
"I say I wish you'd come and look at my picture," he said. "I'd like to know what you think of it."	- Я бы хотел, чтобы вы поглядели на мою картину,- сказал он.- Мне важно знать, что вы о ней думаете.
"No, I won't do that."	- Нет, не стану я глядеть.
"Why not?" asked Philip, reddening.	- Почему? - краснея, спросил Филип.
The request was one which they all made of one another, and no one ever thought of refusing.	Просьба была обычная в их кругу, и никто не подумал бы ответить на нее отказом.
Clutton shrugged his shoulders.	Клаттон пожал плечами.
"People ask you for criticism, but they only want praise.	- Люди просят высказать мнение, а ждут только похвалы.
Besides, what's the good of criticism?	Да и какой смысл давать чему-нибудь оценку?
What does it matter if your picture is good or bad?"	Что за важность - хороша или плоха ваша картина?
"It matters to me."	- Это важно знать мне.
"No.	- Неправда.
The only reason that one paints is that one can't help it.	Картины пишут только потому, что не могут не писать.
It's a function like any of the other functions of the body, only comparatively few people have got it.	Это такая же функция организма, как и всякая другая, только она присуща далеко не всем людям.
One paints for oneself: otherwise one would commit suicide.	Картины пишут для себя; в противном случае надо кончать самоубийством.
Just think of it, you spend God knows how long trying to get something on to canvas, putting the sweat of your soul into it, and what is the result?	Вы только вдумайтесь: тратишь бог знает сколько времени, чтобы выразить что-то на холсте, вкладываешь в это все силы своей души, а чем все это кончается?
Ten to one it will be refused at the Salon; if it's accepted, people glance at it for ten seconds as they pass; if you're lucky some ignorant fool will buy it and put it on his walls and look at it as little as he looks at his dining-room table.	В девяти случаях из десяти картину не примут в Салон, а если ее и возьмут, посетитель взглянет на нее мимоходом - и только; если вам повезет, ее купит какой-нибудь безграмотный болван, повесит на стенку и перестанет замечать, как свой обеденный стол.

Criticism has nothing to do with the artist.	Критика не имеет к художнику никакого отношения.
It judges objectively, but the objective doesn't concern the artist."	Она рассматривает явления искусства объективно, а объективность художника не интересует.
Clutton put his hands over his eyes so that he might concentrate his mind on what he wanted to say.	Клаттон прикрыл руками глаза, словно для того, чтобы получше сосредоточиться на том, что он хочет сказать.
"The artist gets a peculiar sensation from something he sees, and is impelled to express it and, he doesn't know why, he can only express his feeling by lines and colours.	- Художник получает свое особое ощущение от видимого мира и не может не выразить его; он сам не понимает, почему это ощущение он выражает при помощи линий и красок.
It's like a musician; he'll read a line or two, and a certain combination of notes presents itself to him: he doesn't know why such and such words call forth in him such and such notes; they just do.	С музыкантом происходит то же самое: стоит ему прочесть несколько строк, как в голове у него возникает комбинация звуков; он не знает, почему те или иные слова вызывают в его воображении те или иные звуки, но это так.
And I'll tell you another reason why criticism is meaningless: a great painter forces the world to see nature as he sees it; but in the next generation another painter sees the world in another way, and then the public judges him not by himself but by his predecessor.	И я могу привести вам еще один довод в пользу того, что всякая критика бессмысленна: великий художник заставляет людей видеть природу так, как видит ее он; но приходит следующее поколение, и другой великий художник видит мир уже по-иному, современники же судят о нем не по его законам, а сравнивая его с предшественником.
So the Barbizon people taught our fathers to look at trees in a certain manner, and when Monet came along and painted differently, people said: But trees aren't like that.	Так, например, барбизонцы[*80] учили наших отцов смотреть на деревья определенным образом, а когда появился Моне и стал писать иначе, люди сказали: "Но ведь деревья совсем не такие!"
It never struck them that trees are exactly how a painter chooses to see them.	Им было невдомек, что деревья всегда такие, какими предпочел увидеть их художник.
We paint from within outwards-if we force our vision on the world it calls us great painters; if we don't it ignores us; but we are the same.	Мы рисуем, изнутри приближаясь к внешнему миру; если нам удается навязать свое ви?дение другим, нас зовут великими художниками; если не удается, нас не признают, но мы-то сами остаемся такими, как есть.
We don't attach any meaning to greatness or to smallness.	Величие или ничтожество не играет для нас никакой роли.
What happens to our work afterwards is unimportant; we have got all we could out of it while we were doing it."	Неважно, какая судьба постигнет нашу работу: мы получили от нее все, что она могла нам дать, покуда мы ее делали.
There was a pause while Clutton with voracious appetite devoured the food that was set before him. Philip, smoking a cheap cigar, observed him closely.	Наступило молчание; Клаттон с волчьим аппетитом поглощал пищу; Филип, куря дешевую сигару, пристально его разглядывал.
The ruggedness of the head, which looked as though it were carved from a stone refractory to the sculptor's chisel, the rough mane of dark hair, the great nose, and the massive bones of the jaw, suggested a man of strength; and yet Philip wondered whether perhaps the mask concealed a strange weakness.	Грубо высеченная голова, словно из камня, который плохо поддается резцу ваятеля, непокорная копна темных волос, огромный нос и тяжелая линия нижней челюсти - все говорило о силе, и тем не менее Филипу казалось, что за этой внешностью скрывается тайная слабость.

Clutton's refusal to show his work might be sheer vanity: he could not bear the thought of anyone's criticism, and he would not expose himself to the chance of a refusal from the Salon; he wanted to be received as a master and would not risk comparisons with other work which might force him to diminish his own opinion of himself.	Отказ Клаттона показывать свои работы мог быть вызван одним тщеславием: он не терпел и тени критики и не желал подвергать себя риску получить отказ Салона; ему хотелось быть признанным мастером, и он боялся сравнения с другими художниками, которое может нанести удар его самолюбию.
During the eighteen months Philip had known him Clutton had grown more harsh and bitter; though he would not come out into the open and compete with his fellows, he was indignant with the facile success of those who did.	За те полтора года, которые Филип его знал, Клаттон стал жестче и злее; отказываясь идти на открытое соревнование со своими товарищами, он тем не менее негодовал, видя легкий успех тех, кто на это решался.
He had no patience with Lawson, and the pair were no longer on the intimate terms upon which they had been when Philip first knew them.	Его раздражал Лоусон, и они уже не были в таких близких отношениях, как тогда, когда Филип с ними познакомился.
"Lawson's all right," he said contemptuously, "he'll go back to England, become a fashionable portrait painter, earn ten thousand a year and be an A. R. A. before he's forty.	- За Лоусона нечего бояться,- говорил Клаттон презрительно,- вернется в Англию, станет модным портретистом, будет зарабатывать десять тысяч в год; его выберут в Академию, прежде чем ему стукнет сорок.
Portraits done by hand for the nobility and gentry!"	Оригинальные портреты для знати.
Philip, too, looked into the future, and he saw Clutton in twenty years, bitter, lonely, savage, and unknown; still in Paris, for the life there had got into his bones, ruling a small cenacle with a savage tongue, at war with himself and the world, producing little in his increasing passion for a perfection he could not reach; and perhaps sinking at last into drunkenness.	Филипу тоже захотелось заглянуть в будущее, и он увидел Клаттона через двадцать лет -желчного, одинокого, одичавшего и никому не известного; он по-прежнему живет в Париже, потому что это существование стало для него привычным, командует маленьким c?nacle[*81], который боится его беспощадного, как бич, языка, враждует с самим собой и со всем миром, почти ничего не делает из-за все возрастающего требования совершенства, которого не может достичь, и в конце концов спивается.
Of late Philip had been captivated by an idea that since one had only one life it was important to make a success of it, but he did not count success by the acquiring of money or the achieving of fame; he did not quite know yet what he meant by it, perhaps variety of experience and the making the most of his abilities.	Последнее время Филипа грызла мысль, что, раз человеку дана только одна жизнь, ему нужно добиться в ней успеха; но под успехом он подразумевал не деньги, не славу; он еще не очень отчетливо понимал, что это такое - может быть, богатство переживаний или наиболее полное проявление своих способностей.
It was plain anyway that the life which Clutton seemed destined to was failure.	Ему было ясно, что Клаттону суждена жизнь неудачника.
Its only justification would be the painting of imperishable masterpieces.	Единственным оправданием были бы нетленные шедевры.
He recollected Cronshaw's whimsical metaphor of the Persian carpet; he had thought of it often; but Cronshaw with his faun-like humour had refused to make his meaning clear: he repeated that it had none unless one discovered it for oneself.	Он вспомнил причудливое сравнение жизни с персидским ковром, которое как-то привел Кроншоу (Филип часто о нем раздумывал); Кроншоу тогда только улыбнулся своей улыбкой сатира и отказался раскрыть смысл этой метафоры; он сказал, что каждый должен сам понять ее значение, не то она теряет всякий смысл...