Уильям Моэм - Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты

Тут можно читать онлайн Уильям Моэм - Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты
Автор:

Уильям Моэм
Жанр:

Классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

3.78/5. Голосов: 91
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
80

1

2

3

4

5

Уильям Моэм - Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты краткое содержание

Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты - описание и краткое содержание, автор Уильям Моэм, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

Роман «Бремя страстей человеческих» во многом автобиографичен, это история молодого человека, вступающего в жизнь. На долю героя романа — Филипа Кэри — выпало множество испытаний. Рано осиротев, он лишился родительской заботы и ласки, его мечта стать художником так и осталась мечтой, а любовь к ограниченной порочной женщине принесла одни страдания. Но Филип мужественно прошел через все уготованные ему испытания и сумел найти в жизни свое место.

Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Бремя страстей человеческих - английский и русский параллельные тексты - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Уильям Моэм

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

Then they called him cynical and callous.	И они же потом называли его черствым и бессердечным.
He had acquired calmness of demeanour and under most circumstances an unruffled exterior, so that now he could not show his feelings.	Он научился сохранять внешнее спокойствие, владеть собой при любых обстоятельствах, не выставлять напоказ своих переживаний.
People told him he was unemotional; but he knew that he was at the mercy of his emotions: an accidental kindness touched him so much that sometimes he did not venture to speak in order not to betray the unsteadiness of his voice.	Люди считали его бесчувственным, но он-то знал, что целиком находится во власти своих чувств: малейшее внимание, которое ему оказывали, так его трогало, что порой он не решался заговорить, боясь, что голос у него задрожит.
He remembered the bitterness of his life at school, the humiliation which he had endured, the banter which had made him morbidly afraid of making himself ridiculous; and he remembered the loneliness he had felt since, faced with the world, the disillusion and the disappointment caused by the difference between what it promised to his active imagination and what it gave.	Он вспоминал горечь своих школьных лет, унижения, которым подвергался, злые насмешки товарищей, внушившие ему болезненную мнительность; он вспоминал щемящее чувство одиночества, которое испытал потом, разочарования, отчаяние - мир, в который он вошел, сулил его богатой фантазии одно, а на деле получалось совсем другое.
But notwithstanding he was able to look at himself from the outside and smile with amusement.	И все-таки он умел смотреть на себя со стороны с иронической улыбкой.
"By Jove, if I weren't flippant, I should hang myself," he thought cheerfully.	"Ей-богу, если бы не мое легкомыслие, я бы повесился",- весело подумал он.
His mind went back to the answer he had given his uncle when he asked him what he had learnt in Paris.	Он вспомнил ответ, который дал дяде на вопрос, чему он научился в Париже.
He had learnt a good deal more than he told him.	Он научился там куда большему, чем сказал.
A conversation with Cronshaw had stuck in his memory, and one phrase he had used, a commonplace one enough, had set his brain working.	В памяти его сохранились разговор с Кроншоу и брошенная им фраза, хоть и не блиставшая новизной, но заставившая Филипа задуматься.
"My dear fellow," Cronshaw said, "there's no such thing as abstract morality."	- Милый мой,- заметил Кроншоу,- такой штуки, как абстрактная мораль, вообще не существует.
When Philip ceased to believe in Christianity he felt that a great weight was taken from his shoulders; casting off the responsibility which weighed down every action, when every action was infinitely important for the welfare of his immortal soul, he experienced a vivid sense of liberty.	Когда Филип перестал верить в бога, он почувствовал, что скинул с плеч тяжелое бремя; избавившись от чувства ответственности, которое отягощало каждый его поступок - ибо теперь от этого поступка не зависело спасение его бессмертной души,- он испытал блаженное чувство свободы.
But he knew now that this was an illusion.	Но он понял, что это - только иллюзия.
When he put away the religion in which he had been brought up, he had kept unimpaired the morality which was part and parcel of it.	Отринув веру, в которой он был воспитан, он сохранил нетронутой ее неотъемлемую часть -мораль.
He made up his mind therefore to think things out for himself.	Отныне он решил додумываться до всего сам.
He determined to be swayed by no prejudices.	Он больше не будет рабом предрассудков.
He swept away the virtues and the vices, the established laws of good and evil, with the idea of finding out the rules of life for himself.	Долой узаконенные представления о добродетели и пороке, о добре и зле - он сам установит для себя жизненные правила.

He did not know whether rules were necessary at all.	Да и нужны ли какие-нибудь правила вообще?
That was one of the things he wanted to discover.	Это еще следовало выяснить.
Clearly much that seemed valid seemed so only because he had been taught it from his earliest youth.	Многое, что он почитал, явно имело цену только потому, что было привито ему с детства.
He had read a number of books, but they did not help him much, for they were based on the morality of Christianity; and even the writers who emphasised the fact that they did not believe in it were never satisfied till they had framed a system of ethics in accordance with that of the Sermon on the Mount.	Он прочел немало книг, но и они ему не помогли: ведь книги тоже основывались на христианской морали; даже те писатели, которые твердили, будто не верят в бога, не успокаивались, пока не выдумывали своей этической системы, во всем согласной с нагорной проповедью.
It seemed hardly worth while to read a long volume in order to learn that you ought to behave exactly like everybody else.	Вряд ли стоило одолевать толстый фолиант, чтобы узнать в конце простую истину: поступай так, как поступают другие.
Philip wanted to find out how he ought to behave, and he thought he could prevent himself from being influenced by the opinions that surrounded him.	Филипу нужно было знать, как себя вести, и он надеялся это выяснить, не поддаваясь чужим влияниям.
But meanwhile he had to go on living, and, until he formed a theory of conduct, he made himself a provisional rule.	Но жизнь шла своим чередом, и пока он не установил собственных правил поведения, он дал себе совет:
"Follow your inclinations with due regard to the policeman round the corner."	"Следуй своим естественным наклонностям, но с должной оглядкой на полицейского за углом".
He thought the best thing he had gained in Paris was a complete liberty of spirit, and he felt himself at last absolutely free.	Самым ценным своим парижским приобретением он считал полную свободу духа; он чувствовал наконец, что с него спали все оковы.
In a desultory way he had read a good deal of philosophy, and he looked forward with delight to the leisure of the next few months.	Без всякой системы он прочел много книг по философии и теперь с удовольствием думал о том, что ему предстоит несколько месяцев досуга.
He began to read at haphazard.	Он принимался читать все, что попадалось подру ку.
He entered upon each system with a little thrill of excitement, expecting to find in each some guide by which he could rule his conduct; he felt himself like a traveller in unknown countries and as he pushed forward the enterprise fascinated him; he read emotionally, as other men read pure literature, and his heart leaped as he discovered in noble words what himself had obscurely felt.	За каждое новое философское учение он брался с жадностью, надеясь найти в нем руководство в жизни; он чувствовал себя путником в неведомой стране, и, чем дальше он продвигался вперед, тем больше захватывало его путешествие; он читал труды философов с таким же волнением, с каким другие читают романы: сердце его билось, когда в этих стройных формулах он находил подтверждение своим смутным догадкам.
His mind was concrete and moved with difficulty in regions of the abstract; but, even when he could not follow the reasoning, it gave him a curious pleasure to follow the tortuosities of thoughts that threaded their nimble way on the edge of the incomprehensible.	У него был практический ум, и он с трудом разбирался в отвлеченных вопросах, но, даже когда он не мог уследить за рассуждениями автора, ему доставляло удовольствие следить за сложным ходом мысли, ловко балансирующей на самой грани постижимого.
Sometimes great philosophers seemed to have nothing to say to him, but at others he recognised a mind with which he felt himself at home.	Иногда и великие философы не могли ответить ему на то, что его мучило, а к некоторым из них он чувствовал духовную близость.

He was like the explorer in Central Africa who comes suddenly upon wide uplands, with great trees in them and stretches of meadow, so that he might fancy himself in an English park.	Он сравнивал себя с исследователем Африки, который неожиданно попал на обширное плоскогорье, покрытое высокими деревьями и зелеными лужайками, и вообразил, что находится в английском парке.
He delighted in the robust common sense of Thomas Hobbes; Spinoza filled him with awe, he had never before come in contact with a mind so noble, so unapproachable and austere; it reminded him of that statue by Rodin, L'Age d'Airain, which he passionately admired; and then there was Hume: the scepticism of that charming philosopher touched a kindred note in Philip; and, revelling in the lucid style which seemed able to put complicated thought into simple words, musical and measured, he read as he might have read a novel, a smile of pleasure on his lips.	Его восхищала здравая рассудительность Томаса Гоббса; Спиноза приводил его в восторг: никогда еще он не встречал такого благородного, возвышенного и строгого ума, он напоминал Филипу статую Родена "L'Age d'airain"[*85], которой он всегда восхищался; познакомился он и с Юмом: его изящный скептицизм был близок Филипу, особенно же наслаждался он прозрачным слогом, таким размеренным и музыкальным; самые сложные понятия были выражены простыми словами. Филип читал его труд как роман, улыбаясь от удовольствия.
But in none could he find exactly what he wanted.	Но ни у одного из них он не находил того, что искал.
He had read somewhere that every man was born a Platonist, an Aristotelian, a Stoic, or an Epicurean; and the history of George Henry Lewes (besides telling you that philosophy was all moonshine) was there to show that the thought of each philosopher was inseparably connected with the man he was.	Где-то он прочел, что каждый человек рождается платоником, последователем Аристотеля, стоиком или эпикурейцем; история философии Джорджа-Генри Льюиса (если пренебречь его утверждением, что всякая философия - это бред) показывает, что образ мыслей философа неотделим от его характера.
When you knew that you could guess to a great extent the philosophy he wrote.	Зная человека, можно в какой-то мере представить себе и его философию.
It looked as though you did not act in a certain way because you thought in a certain way, but rather that you thought in a certain way because you were made in a certain way.	Итак, не поступки - следствие образа мыслей, а образ мыслей - следствие характера.
Truth had nothing to do with it.	Истина тут ни при чем.
There was no such thing as truth.	Истина вообще не существует.
Each man was his own philosopher, and the elaborate systems which the great men of the past had composed were only valid for the writers.	Каждый человек сам себе философ, и сложные системы, придуманные знаменитыми философами прошлого, годятся разве что для писателей.
The thing then was to discover what one was and one's system of philosophy would devise itself.	Задача заключается, следовательно, в том, чтобы изучить себя, и тогда философская система возникнет сама собой.
It seemed to Philip that there were three things to find out: man's relation to the world he lives in, man's relation with the men among whom he lives, and finally man's relation to himself.	Филипу казалось важным уяснить себе три вопроса: отношение человека к миру, в котором он живет, отношение человека к людям, среди которых он живет, и, наконец, отношение человека к самому себе.
He made an elaborate plan of study.	Он составил подробный план занятий.